Фуэте на Бурсацком спуске - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Потанина cтр.№ 5

«Кстааати!» — Лариса вспомнила, о чем собиралась попросить, и побежала к отцу с удвоенной силой.

* * *

— Папа Морской, папа Морской! — требовательно затараторила дочь после положенных приветственных объятий. — Скажи, 800 километров — это много или мало?

«Смотря куда, — прикинул Морской. — Если на запад — бесконечно много. На северо-восток могло б быть и побольше». А вслух сказал:

— А почему ты спрашиваешь, дочь?

— Я та-а-к хочу в Москву! — зажмурившись, Лариса поделилась сокровенным.

— Вот это номер! — Морской сперва, конечно, огорчился. — И ты туда же, детка? — но вспомнил, сколько Ларе лет, и заговорщически подмигнул: — Открою-ка я тебе секрет! У нас тут тоже пролетарская столица. И звезд ничуть не меньше, чем в Москве. Вот, например, балет. Я сам недавно слышал, как режиссер, а у нас еще и балетмейстер, Фореггер звонил жене. — Намеренно кривляясь, Морской принялся цитировать: — «Родимушка моя, не бойся, приезжай! На променаде тут буквально вся Москва, и дух провинции совсем не ощутим».

Лариса засмеялась.

— Вот так! — Морской завладел вниманием и кинулся в наступление. — Видала задаваку? Жену свою этот напыщенный павлин мечтает вывести у нас в спектаклях оперетты. Но, если честно, тамошняя труппа на уровень сильней его жены. — Морской забылся и, говоря с дочерью, одновременно примерялся к тексту будущей статьи, обещанной редакции газеты «Пролетарий». — Немного истории. Четыре года назад, командированные Наркомпросом «усилить и наладить культурное дело на Украине», в Харьков прибыли Асаф Мессерер и Владимир Рябцев — два опытнейших московских гения-танцора с большим педагогическим азартом.

— Пап, — осторожно перебила дочь, — ты же про них уже писал!

— Но то был творческий портрет, а сейчас — совсем другое, — парировал Морской. — Напишем краткую историю балетной труппы, чтоб подвести к сегодняшней премьере.

— Ну ладно, — согласилась Лариса, вздохнув. — Если хочешь, то напишем.

Морской благодарно кивнул и снова заговорил бодрым тоном из передач про успехи пятилетки.

— С собою Рябцев и Мессерер везли вагон реквизита, костюмы и лучших выпускников балетных училищ Москвы и Ленинграда. Причем, везли далеко не на пустое место — за полтора года официального существования харьковского балета и за почти полвека жизни постоянной оперной антрепризы с неизменными танцевальными сценами театр уже успел встать на ноги. — Морской, иллюстрации ради, приподнялся на цыпочки, чуть не упал и решил сбавить градус восторженности. — Не на пуанты, конечно. Но все же материал для работы Мессереру с Рябцевым достался превосходный. Через пару лет, сделав три масштабных постановки, учителя окончательно вернулись обратно в Большой театр, а харьковская труппа — 120 сплоченных и окрыленных любовью к балету талантов — не замерла, а стала развиваться. Захаров, Герман, Дуленко, Лерхе вот недавно приехала…

— Онуфриева, — запутавшаяся в чужих фамилиях, Лариса вставила хоть кого-то знакомого.

— Ирина Онуфриева — особая статья, — улыбнулся Морской. — Как минимум, она не из приезжих. Воспитанница нашей балетной студии Тальори, ты же знаешь. Одна из тех, кто подавал надежды, но не уехал доучиваться, потому что — из огня да в полымя — сразу окунулся в профессию. Верней, одна из всех. — Морской уважительно цокнул языком. — Не знаю никого другого, кто выбился б в ведущие танцовщицы всего лишь после обычных — ну, хорошо, необычных, а изысканных и знаменитых — студийных курсов. Балет же не завод, чтобы учиться прямо у станка… Но у Ирины, ты же понимаешь, свои законы и свой путь. Ее упрямству все вокруг подвластно…

— Она чудесная! — подхватила Лариса, — И балет чудесный. И Харьков.

— То-то! — подытожил Морской, — А что же мы стоим? Вперед! Нас ждет прекрасный вечер и конфеты из буфета!

Морской подхватил дочь под локоть и понесся с нею к театру, не забывая прокатить девочку на каждой встречной скользанке.

— Ботинки расскользим! — ворчала Ларочка, подражая бабусе Зисле, но весело смеялась и петляла в поисках новых полосочек льда.

Морской, параллельно с игрой, мысленно рассуждал о театре. Болезненная московская тема давно уже была как банный лист: прицепится, не отлепишь. «Конечно, мы Москве как инкубатор, — думал он. — Всех, закаливших свой талант, угнали. — Вспомнилось, как радовалась балерина Инна Герман, когда их с певицей Злотогоровой пригласили работать в Большой театр. Как спасавшаяся в харьковской опере от неприятностей, вызванных бегством ее учителя Михаила Мордкина в Америку, успевшая уже стать примой Ляля Одаровская был прощена, вызвана обратно в Москву и умчалась, признавшись напоследок, что счастлива «покинуть этот нетопленый зал и холодные гримерные». Или с каким воодушевлением уезжал блестящий Ростислав Захаров, получивший полномочия «поднимать» киевский балет. Морской переосмыслил и исправился: — Ну не угнали, а сманили — один черт. Утечка кадров организована нарочно и успешно. — Тут взгляд журналиста упал на верхушку торчащей из сугроба афишной тумбы, и настроение его улучшилось.

Приободрившись, Морской снова принялся за свое:

— Давай-ка, дочь, писать статью о премьере. «Режиссер Фореггер — хорошо зарекомендовавший себя в Москве советский постановщик-авангардист, трудящийся у нас сейчас как главный режиссер и балетмейстер…»

— Который задавака и павлин? — вмешалась Ларочка.

— Да, но талантливый павлин! — парировал Морской. — Невероятно яркий и умеющий закрутить такое, что всем нам и не снилось.

Задумавшись в поисках подходящей цитатки — без правильных цитат теперь статьи не принимали, — Морской, скосив глаза, глянул в лицо дочери. Какая она все-таки умничка! На девочку влияет сразу все — и мать, и радиоточка, и подружки, и эти странные уроки политинформации, которые с некоторых пор взялся проводить в «красном уголке» Ларисиного дома поступивший в университет сын дворничихи… Но Лара все равно остается папиной дочкой: пропускает мимо ушей обывательщину и действительно «интересуется интересным». И очень компетентно рассуждает о будущей статье и о спектакле.

Морской тут же мысленно высмеял свою недавнюю реакцию на слова девочки про Москву. «Чем плохо, что ребенок хочет путешествовать? Ты сам в семь лет мечтал то о Париже, то о Петербурге. И о Берлине тоже бы мечтал, когда бы не бывал там раз в полгода… И никакой коварной подоплеки! Пойми ребенка, похвали, и пусть общение будет дружным!»

Тут Морской как раз удачно выудил из памяти нужное высказывание:

— Придя в наш в театр на втором году пятилетки, Фореггер сказал: «В текущем сезоне оперу нужно перевести на военное положение! Наше наступление обещает быть дружным!» Сказал и сделал: мы первые даем премьеру «Футболиста». — Морской назидательно поднял вверх указательный палец и продолжил: — Хочу заметить, что московский Большой театр покажет этот балет лишь к концу марта. С большим размахом — тракторы на сцене, рекордное количество гимнастов и футболистов. Но все это будет только через полтора месяца. Итог напряженного соцсоревнования за звание постановщика первого по-настоящему пролетарского балета подведен — Харьков победил.