Дабы не ошибиться, Тереза не хочет за что-то мстить Томашу. Она просто хочет найти выход из тупика. Она знает, что стала ему в тягость: она слишком серьезно относится ко всему, изо всего делает трагедию, не умеет понять легкость и увлекательную бездумность физической любви. Она хотела бы научиться легкости! Она мечтает, чтобы кто-нибудь отучил ее быть старомодной!
Если для других женщин кокетство — вторая натура, малозначащая искушенность, для Терезы кокетство стало предметом серьезного изучения, которое должно открыть ей, на что она способна. Но именно потому, что оно для нее так важно и серьезно, ее кокетству совершенно чужда легкость, оно натужно, деланно, преувеличенно. Равновесие между обещанием и его негарантированностью (именно здесь-то и коренится истинная виртуозность кокетства) у нее нарушено. Она обещает слишком усердно, не подчеркивая достаточно ясно негарантированность обещания. Иными словами, любому она кажется чрезвычайно доступной. Когда же мужчины требуют исполнения того, что представлялось им обещанным, они наталкиваются на резкое сопротивление, которое объясняют исключительно тем, что Тереза коварна и зла.
9
На свободный стульчик у стойки бара присел парень лет шестнадцати. Он отпустил две-три наглые фразы, что остались в разговоре, как остается неправильная линия в рисунке, какую нельзя ни продолжить, ни стереть. У вас красивые ноги, — сказал он ей.
Она отсекла: — Как вам удается увидеть это сквозь деревянную перегородку?
— Я видел вас на улице, — объяснил он, но она уже успела отвернуться от него и заняться другим гостем. Парень потребовал налить ему коньяку. Она отказалась.
— Мне уже восемнадцать, — возразил он.
— В таком случае покажите удостоверение, — сказала Тереза.
— Не покажу, — сказал парень.
— Тогда пейте лимонад, — сказала Тереза.
Парень встал со стульчика у стойки и без слова ушел. Примерно через полчаса вернулся и снова подсел к бару. Его движения были размашистыми, и от него за версту несло алкоголем.
— Лимонаду, — потребовал он.
— Вы пьяны! — сказала Тереза.
Парень указал па печатное объявление, висевшее позади Терезы: Лицам до восемнадцати лет отпускать спиртное строго воспрещается.
— Вам запрещено отпускать мне спиртное, — сказал он и, широко размахнувшись, нацелил руку в Терезу, — но нигде не написано, что мне запрещено выпить!
— Где вы так набрались? — спросила Тереза.
— В кабаке напротив, — рассмеялся он и вновь потребовал лимонаду.
— Почему же вы там не остались?
— Потому что хочу на вас смотреть, — сказал парень. — Я люблю вас!
Когда он это говорил, его лицо странным образом исказилось. Тереза не понимала: он смеется над ней? заигрывает? шутит? или просто не знает, что говорит под пьяную лавочку?
Она поставила перед ним лимонад и занялась другими посетителями. Фраза “я люблю вас” словно бы исчерпала парня. Не говоря больше ни слова, он положил на стойку деньги и исчез, прежде чем Тереза обратила взгляд в его сторону.
Как только он ушел, отозвался небольшой человечек с плешью, опорожнивший уже третью рюмку водки: — Пани, вы не можете не знать, что несовершеннолетним запрещено отпускать спиртное.
— Никакого спиртного я ему не дала! Он получил лимонад!
— Я прекрасно видел, что вы влили ему в этот лимонад!
— Не выдумывайте! — крикнула Тереза.
— Еще рюмку, — потребовал плешивый и добавил: — Я уже давно за вами слежу!
— Вот и скажите спасибо, что можете смотреть на красивую женщину, и заткните-ка лучше рот! — отозвался высокий мужчина, за минуту до этого подошедший к стойке и наблюдавший всю сцену.
— А вы не суйтесь, куда не надо! Не ваше дело! — не успокаивался плешивый.
— А вам какое до этого дело, объясните, пожалуйста? — спросил высокий.
Тереза налила плешивому человечку еще рюмку водки, он залпом выпил ее, заплатил и ушел.
— Спасибо, — сказала Тереза высокому мужчине.
— Не стоит, — сказал высокий мужчина и тоже ушел.
10
Несколькими днями позже он снова появился у стойки бара. Тереза улыбнулась ему как другу: — Хочу вас еще раз поблагодарить. Этот плешивый часто ходит сюда. Ужасно противный.
— Забудьте о нем.
— Почему он хотел меня оскорбить?
— А, просто ничтожный пьянчужка. Еще раз очень прошу вас: забудьте о нем.
— Ну что ж, если вы просите, я так и сделаю.
Высокий мужчина, глядя ей в глаза, спросил: — Обещаете мне?
— Обещаю.
— Рад слышать, что вы мне что-то обещаете, — сказал мужчина, продолжая смотреть ей в глаза.
Кокетство тут было явно налицо: поведение, которое должно дать понять другому, что сексуальное сближение с ним возможно, однако возможность эта остается негарантированной и чисто теоретической.
— Каким чудом в этом безобразнейшем пражском квартале может встретиться такая женщина, как вы?
И она: — А вы? Что вы делаете в этом безобразнейшем пражском квартале?
Он сказал, что живет поблизости, что он инженер и прошлый раз зашел сюда после работы чисто случайно.
11
Она смотрела на Томаша, но ее взгляд устремлен был не в его глаза, а сантиметров на десять выше, на его волосы, которые пахли чужим лоном.
Она говорила: “Томаш, я больше не могу вынести. Я знаю, что не должна жаловаться. С тех пор как ты вернулся ради меня в Прагу, я запретила себе ревновать. Я не хочу ревновать, но я недостаточно сильна, чтобы сопротивляться этому. Помоги мне, прошу тебя!”
Он взял ее под руку и повел в парк, куда несколько лет назад они часто ходили гулять. В парке были голубые, желтые, красные скамейки. Они сели на одну из них, и Томаш сказал: “Я понимаю тебя. Я знаю, что ты хочешь. Я все устроил. Ты пойдешь сейчас на Петршин”.
Ее вдруг охватила тревога: “На Петршин? Почему на Петршин?”
“Ты взойдешь на гору и все поймешь”.
Ей страшно не хотелось идти. Ее тело было таким слабым, что она не могла подняться со скамейки. Но, не умея возражать Томашу, она с усилием встала.
Оглянулась. Он все еще сидел на скамейке и улыбался ей почти весело. Он сделал жест рукой, которым хотел побудить ее идти дальше.
12
Подойдя к подножию Петршина, этой зеленой, возвышающейся посреди Праги горы, Тереза с удивлением обнаружила, что там нет людей. А ведь обычно здесь непрерывно прохаживались толпы пражан. Как странно! Сердце ее сжалось от страха, но гора была такой тихой и тишина такой миротворной, что она не сопротивлялась и полностью вверила себя объятиям горы. Она поднималась вверх и, часто останавливаясь, оглядывалась: под ней было множество башен и мостов; святые грозили кулаками и возводили к небесам каменные очи. Это был самый красивый город в мире.