Обучавшийся в юности на инженера, Дерен восхищался подвигами первых смельчаков, поднявшихся в воздух, и мечтал изобрести новый тип самолета. Уменьшенные модели с «моторами» из эластичной резины он испытывал прямо в мастерской. Падая, они царапали картины или разбивали старинные фаянсовые вещицы, осыпая осколками мебель. Не менее страстно он относился и к музыке. Купив на Блошином рынке старый орган, Дерен поднял его на Монмартр и часами играл для Вламинка Баха и Куперена. Разница между этим великим мастером-эстетом и просто художниками, жившими на Холме, была огромной. Благодаря своей разносторонней культуре и дару красноречия он оставался властителем дум целого поколения.
Позднее последовательно возникали другие «гнезда» художников Монмартра — «Бато-Лавуар», затем площадь Равиньян и ансамбль зданий под номером 12 по улице Корто. Складывались и второстепенные фаланстеры, где жили такие художники, как Дюфи, Стон Фриез, Модильяни.
«Проклятая троица»
В начале века тупик Гельма у подножия Холма был застроен новыми мастерскими. В доме 5 поселились Брак, Северини, Утрилло, Дюфи, проживший здесь всю жизнь. Джино Северини, один из самых значительных художников группы футуристов, создатель картины «Танец Пан-Пан в Монико», отправленной Гитлером на костер вместе с другими предметами «выродившегося» искусства, охотно вспоминал о своей жизни в тупике Гельма.
«Это было, — рассказывал он, — совсем новое небольшое здание, а вокруг — просторный двор. Все квартиры в доме сдавались. На втором этаже была угловая мастерская. Ее-то я и снял. Рядом была мастерская Дюфи, а этажом выше две мастерские снимал Брак. Еще через несколько дней мастерскую под нами заняли Сюзанна Валадон и Юттер; с ними жила престарелая мать Сюзанны и ее сын — Утрилло»
[14].
Это трио прозвали «Проклятая троица», благодаря ей тупик Гельма вошел в легенду. «Русский роман» еще только начинался.
В 1906 году Сюзанна Валадон влюбилась в механика с электроподстанции улицы Трюден, юного блондина с голубыми глазами, который был моложе ее сына. Покинув Муссиса, мужа, более десяти лет дававшего ей комфорт и предоставившего свободу заниматься живописью, она, подхватив электрика, который был моложе ее на восемнадцать лет, предалась страсти, пусть и поздней, но достаточно знойной. Естественно, она взяла с собой мать и сына, Мориса Утрилло, самого горького пьяницу Холма, ему было уже двадцать три года, и в бистро его знали под кличкой «Литрилло».
На закате дней Джино Северини любил вспоминать прошлое и своих удивительных соседей. «Часто я встречал Утрилло, спускающегося от „Мулен де ла Галетт“, окруженного толпой, рядом с полицейским, который тащил его за рукав в участок. Я вмешивался, объяснял, что это мой сосед, и обычно мне разрешали увести его домой.
На квартире Сюзанны частенько разгорались ссоры. Как-то во второй половине дня Утрилло поднялся ко мне весь в крови. Мне показалось, что у него изранены лицо и руки. Он начал жаловаться: „Видите, что они со мной сделали!“ Встревоженный, я спустился узнать, что случилось. Сюзанна показала мне выходившую во двор дверь, у которой было выбито стекло. В припадке гнева Утрилло, размахивая кулаками, пошел напролом и поранил лицо и руки. К счастью, ничего серьезного».
В этот период пылкой страсти Сюзанна Валадон не считала своего сына большим художником: денег он не приносил, зато был помехой ее счастливой любви. Довольно часто между Сюзанной, ее сыном и любовником возникали дискуссии о методах работы. Утрилло терпеть не мог делать зарисовки на улицах Холма, ребятишки налетали на него, как слепни, хватали краски, переворачивали мольберт. Он считал, что удобнее выбрать мотив с какой-нибудь открытки, если она понравилась. Мать, любившая рисовать с натуры, приходила в отчаяние.
Это трио — плюс бабушка, невольная виновница пристрастия Утрилло к спиртному: чтобы он скорее засыпал, вечерами она подливала восьмилетнему ребенку в суп вина! — в тупике Гельма пребывало недолго. Спустя какое-то время Сюзанна узнала, что освободилась мастерская в доме 1 по улице Корто, где она жила в первые годы брака с Муссисом; снимавший ее теперь Эмиль Бернар переехал на остров Сен-Луи. Сюзанна вселилась в освободившуюся квартиру, а Утрилло начал взрослую жизнь.
Благородное пьянство Модильяни
Фаланстер на улице Дельта, тесно связанный с судьбой Модильяни, единственный в своем роде, ведь это заведение на полвека предвосхитило создание домов культуры. Прибыв на Монмартр в 1906 году и съехав отсюда на Монпарнас в 1909-м, в течение трех лет Модильяни переносился с квартиры на квартиру, как метеор. Сарайчик в Маки, гостиница «Пуарье», кафе Бускара с меблированными комнатами, столярная мастерская в доме 7 на площади Жана-Батиста Клемана… Порой, оставшись совсем без денег — 200 франков, регулярно высылаемых матерью, сразу уходили на вино и гашиш, — он ночевал в зале ожидания вокзала Сен-Лазар.
Эти скитания длились до того дня, пока доктору Александру, работавшему в лечебнице Ларибуазьер, восхищавшемуся живописью Модильяни и игравшему при нем роль мецената и святого Бернара, не пришла в голову идея создать фаланстер для художников в одном из зданий улицы Дельта, купленном мэрией Парижа и предназначенном на снос. Договорившись с администрацией, он получил разрешение поселить там некоторых художников, пока дом не снесли. С помощью скульптора Друара и художника Дусе он обставил комнаты просто, но со вкусом: старые кресла с Блошиного рынка да красные занавески сделали дом не только пригодным для существования, но даже привлекательным.
Развивая идею доктора Александра, Друар и Дусе приспособили комнаты и салоны первого этажа под галерею, где пансионеры могли постоянно выставлять свои картины. По Парижу рассылались приглашения, и в определенные дни здесь собиралось множество увлеченных артистов и писателей. Поэтические и музыкальные вечера заманивали художников, они были рады хоть как-то скрасить гнетущую нищету своих мастерских.
Известно, что доктор Александр приглашал Модильяни поселиться в фаланстере, но утверждать, что тот там жил, нельзя. Считают, что в течение семи-восьми месяцев он приходил сюда работать, одна из мастерских была отдана в его распоряжение. В те годы он увлекался скульптурой и еще не сделал окончательного выбора между ваянием и живописью. Доктор Александр отсоветовал ему работать с камнем, опасаясь, что пыль повредит его слабым легким. Поэтому Модильяни в основном работал с деревом. Добывая материал для своих фигур, он крал шпалы со строящейся тогда станции Барбес-Рошешуар.
Модильяни, травящий себя алкоголем, а также, пока не было кокаина, эфиром и гашишем, не был удобным соседом для пансионеров с улицы Дельта и в конце концов вынудил их принять крутые меры. Его пьянки и эксцентрические выходки долго терпели, но когда однажды, в момент ожесточенной творческой дискуссии, он начал бить скульптуры и рвать картины, выставленные в галерее, художники решили его выгнать. Впрочем, это еще не самый худший из его «подвигов». В ночь под Рождество 1908 года в салоне, где готовились к торжественному ужину, он поджег праздничные гирлянды.