Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 71

А нарком просвещения даже жалостливую повесть написал об убийце…

«Володарского, преданного трибуна, рыцаря без страха из ордена пролетариата… сразила рабочая рука.

Его убийца был маленький, болезненный рабочий, большой идеалист. Годами этот тихий человек со впалой грудью мечтал о том, чтобы послужить революции своего класса, послужить подвигом и, если понадобится, умереть мученической смертью. И вот пришли интеллигенты, побывавшие на каторге, заслуженные, так сказать, с грудью, увешанной революционными орденами…

И эти интеллигенты, пользуясь доверием маленького рабочего со впалой грудью, говорят ему:

“Ты хочешь совершить подвиг во имя твоего класса, ты готов на мученическую смерть. Пойди же и убей Володарского”» .

Подобное отношение бесполезно пытаться объяснить лозунгом — они убивают личности, мы убьем классы! — под которым хоронили Володарского… Мы сталкиваемся тут с совершенно не свойственным большевикам великодушием, которое ни чем иным, кроме воздействия сенгилейского тумана, объяснить невозможно, и которое страшнее любой жестокости…

Липким от крови мраком сенгилейского тумана затягивает подробности убийства Моисея Марковича Володарского…

Кто убил его — так и осталось неизвестным.

В большевистских газетах писали, что его убила буржуазия.

И были почти ритуальные похороны.

Если бы Моисей Маркович не был столь самовлюблен, умирая, он мог бы радоваться — его жизнь приносилась большевиками на алтарь революции.

Словно из библейских времен, выкатилась на улицы Петрограда погребальная колесница с телом нового Моисея, под колеса которой и поспешил другой Моисей (Урицкий) бросить жизни арестованных им русских людей…

В дни похорон газеты писали:

«Сила Володарского была в его непримиримости, доходящей до маниакальности…»

«Володарский в мрачном восторге фанатизма убил свое сердце…»

«Счастливый человек — ему было все ясно. Отсюда твердость, сила, упрямство прозелита, только что усвоившего чужую истину».

Но странно…

Пышные и помпезные похороны Володарского оказываются при ближайшем рассмотрении какими-то вырожденческо-жалкими…

«Володарский лежит в наглухо заколоченном гробу, обитом красной материей. К самому гробу булавочкой пришпилена бумажка, на которой наскоро написано красным карандашом: “Дорогому товарищу Володарскому от партийных рабочих Невской заставы”.

Возле гроба, поставленного на возвышение, небольшая группа серых людей, которые в театре обычно изображают простонародье» .

«Гроб выставлен в Екатерининском зале Таврического дворца. Стены задрапированы красными знаменами в таком количестве, что оторопь берет. Это те знамена, которые пронесли 23 марта прошлого года, когда хоронили жертв революции».

«Троица. Пахнет березой. Дождь. Пролетарии под зонтиками. Председатель коммуны с непокрытой головой. Рядом с ним нервный интеллигент, средних лет, в пенсне и кожаной куртке. По внешности напоминает Троцкого. Это Свердлов. Несут знамена, оставшиеся от Первого мая. В хвосте процессии — две девицы в шляпках и с винтовками через плечо» .

Хоронили Володарского 23 июня на Марсовом поле, рядом с могилой жертв Февральской революции. Шпалерами стояли революционные полки, матросские отряды, красногвардейцы.

Накануне, 22 июня 1918 года, в шесть часов утра в Москве, во дворе Александровского юнкерского училища, латыши расстреляли 37-летнего «адмирала» Щастного.

Хоронили Володарского в наглухо заколоченном гробу.

В половине седьмого вечера начались речи. Все требовали возмездия убийцам — эсерам.

В восемь еще говорили.

Требовали.

Дождь кончился.

И трудно, трудно, читая описания похорон, отделаться от впечатления, что в наглухо заколоченном гробу большевики зарывали в землю не только тело Моисея Марковича Гольдштейна, а то, о чем хотелось скорее позабыть…

Володарского убили в 20 ч. 30 мин., а уже в девять вечера Урицкий выписал летучий ордер № 782 сроком на два дня, поручавший товарищам Иосифу Фомичу Борисенку и Эдуарду Морицевичу Отто произвести обыски и аресты лиц, причастных к убийству товарища Володарского .

Эстонец Эдуард Морицевич Отто служил в царской армии вахмистром, работал электротехником, фотографом. Эти профессии выработали в нем пунктуальность и старательность…

Пока назначенный Зиновьевым Миша Трудник (М.М. Лашевич) арестовывал в сенгилейском тумане Григория Алексеевича Еремеева, а потом налаживал охрану того участка Шлиссельбургского проспекта, где несколько часов назад с оскаленными зубами и выпученными глазами лежал труп Моисея Марковича, Отто приступил к допросу свидетелей.

Протоколы этих допросов чем-то напоминают фотографии.

Все существенное, хотя и не выделено, хотя и теряется во второстепенных подробностях, все-таки, несмотря на сенгилейский туман, зафиксировано в них…

Еще 20 июня Эдуард Морицевич Отто допросил Гуго Юргена, но «расколол» шофера не он, а комиссар смольнинского гаража Ю.П. Бирин.

«Сегодня после допроса шофера Гуго Юргена последний мне рассказал следующее: несколько дней назад, с тех пор как я его назначил ездить с Володарским, к нему стал обращаться шофер того же гаража Петр Юргенсон с вопросами, куда и когда поедет Володарский…

Юргенсон рассказал Юргену, что все равно Володарского убьют, ибо на него сердиты адвокаты и студенты. Кроме того он сказал, что есть какой-то автомобиль “Паккард”, если эта машина ночью будет останавливать его автомобиль, чтобы я потихоньку ехал, чтобы можно было застрелить Володарского».

Почему так разоткровенничался Гуго, когда комиссар, с маузером в руках, насел на него, понятно. Ю.П. Бирин работал в гараже, и провести его разговорами насчет закончившегося бензина было трудно.

Бирин показания Гуго записал и заставил Юргена подписать их: «Изложенное читал и подтверждаю. Гуго Юрген» .