Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства - читать онлайн книгу. Автор: Елена Коровина cтр.№ 79

А ведь и отец Козьмы, Терентий Егорович, едва наладив в Рогожской части Москвы ткацкую фабрику, первую сотню кусков материи бесплатно отослал в воинский гарнизон. Правда, и он благодарности от начальства не дождался. Сам же Козьма заступил на семейное дело в 1852 году после смерти отца и старшего брата Ивана. И было ему тогда 34 года. Первым делом он отправился в долговую тюрьму да и уплатил 30 тысяч серебром за должников из числа служивого люда: «Мой вклад в русскую армию будет!» И вот вам генеральская благодарность — слежка. Хорошо, хоть Петров предупредил. Не зря, знать, его прикармливал…

На рассвете Солдатёнков отправился в Москву. Ворвавшись в свой огромный дом на Мясницкой улице, поспешил в комнату своего дальнего родственника Болынакова, торговца старопечатными церковными книгами: «Вставай, Сергей Михайлович, службу служить будем!»

Оба быстро переоделись в кафтаны старинного русского покроя и пошли в молельню. Там все было устроено на старинный лад — пологи-плащаницы со старорусским узорами, жемчугами да бисером вышиты, иконы дониконианского письма — Солдатёнков не изменил вере отеческой, хотя старообрядчество и терпело гонения от современных властей. Приходилось тайно служить дома — только для себя.

Большаков начал размеренно читать молитвы. Козьма рухнул на колени перед ликом Богородицы. Истово крестился с размаху, но думы одолевали тяжелые. Вот бьет он тут поклоны смиренные, а выйдет из молельни — там жизнь другая, грехов полная. А грехи-то прятать надо.

Переодеваясь в свой обычный серый сюртук, Козьма наставлял Большакова: «Ежели кто придет, ты даже к двери молельной не подходи! По нынешним временам наша домашняя молельня, конечно, не преступление, но, как говорят жандармы, отягчающее обстоятельство».

Большаков, убирая кафтаны в секретный шкаф, басил: «Сам понимаю. Между прочим, намедни один жандармский офицер заходил. Тебя спрашивал. А около дома уже неделю как подозрительные люди вертятся. Отъехал бы ты, Козьма Терентьич, за границу — от греха подальше!»

Солдатёнков застегнул верхнюю пуговицу сюртука и вздернул подбородок. Да, он, конечно, чуть не каждый год за границу ездит — в Рим, в Париж, даже по Востоку не раз путешествовал. Но это для удовольствия, а не со страха. Да и что бежать, если вины за ним никакой нет. Ну поскандалил в театре… С кем не бывает?..

Козьма Терентьевич поднялся на верхний этаж. Как в другое царство попал! Внизу одна аскеза — ни ковров, ни украшений, мебель грубая. А наверху — жизнь светская, комфортная: наилучшие ковры персидские, антиквариат. Знай наших — купец Солдатёнков может позволить себе самое дорогое и модное! Да что там — мода, явление мгновенное. В его доме на Мясницкой есть собрание на века — настоящая картинная галерея. Конечно, на собственный вкус «московский Медичи» не понадеялся. Куда ему, он ведь даже в школе не учился, а потому попросил стать художественным консультантом знаменитого живописца Александра Иванова, дабы тот подсказывал, какие полотна покупать. И вот теперь любой приходи и смотри — Сол-датёнкову для народа ничего не жалко! Вот — «Вдовушка» и «Завтрак аристократа» Федотова, вот — «Тайная вечеря» Ге и огромный эскиз «Явления Христа народу» Иванова, а вот — пейзажи Айвазовского, Шишкина, Васильева. Больше двухсот отменнейших русских картин! В этом году у галереи юбилей будет. Ровно 30 лет назад, в 1852 году, купил Козьма Терентьевич первую картину — «Вирсавию» Карла Брюллова. Она и сейчас у него висит, правда, не в галерее, а в спальне. Отцы-деды Солдатёнковы, увидев нагую красавицу, неделю плевались бы, а нынешний купец, не стесняясь, любуется. Две тысячи художнику заплатил. Прежде-то он гением кисти значился, меньше двадцати тысяч за картину не брал, Россию на весь мир прославил, а в старости вот от государства никакого вспомоществования не дождался, так что и 2 тысячи большими деньгами посчитал…

Солдатёнков поежился, ведь ночь почти не спал, поутру трясся по пыльной дороге. Прилечь бы, отдохнуть. Конечно, он еще крепок и силен, себя по-прежнему молодцом ощущает. Но все-таки, как ни крепись, в этом году шестьдесят четыре стукнет.

Где-то в глубине дома хлопнула дверь и послышалось резкое верещание. Козьма Терентьевич встрепенулся: только ее ему сейчас не хватало — красавицы-сожительницы Клемане Дюпуи. Злые языки по Москве судачили, что Солдатёнков встретил эту разбитную француженку в Стамбуле. Якобы сам султан турецкий от нее без ума был. А русский купец взял да и выкрал красотку прямо из сераля. Конечно, все это глупости. Но как дело было, рассказывать он не собирается. Правду даже царским ищейкам не выведать. Одно ясно, за 15 лет совместной жизни изведал он усладу блаженней, чем в любом гареме. Его Клемане на 24 года моложе благодетеля, а главное, всегда весела как птичка, не то что вечно сумрачный Козьма. На русских хлебах она раздобрела: мордашка кругленькая, ручка увесистая, нрав горячий. Что не по ней — то в крик, а то и в рукоприкладство. Конечно, сказано в Писании: женщину надо держать в ежовых рукавицах, да, видать, не родился еще еж для Клемане. Вот и сейчас она влетела в спальню и быстро-быстро о чем-то заверещала. Хорошо, Козьма до сих пор не понимает французского языка, а Клемане почти не говорит по-русски. Так что пусть себе верещит, вреда нет. Но сожительница вдруг хватает Сол-датёнкова за рукав: «Кузя! — Это единственное слово, которое она хорошо выговаривает по-русски. — Месье жандарм!»

Солдатёнков хмурится: неужто и она про жандарма узнала?

«Кузя! — лопочет Клемане. — Деньга хватай, саквояж кидай! Цок-цок и чух-чух! — Она яростно прицокивает языком и пыхтит, изображая езду на лошади и урчанье паровоза. И вдруг утихает и выговаривает совершенно внятно: — Я готова!»

Козьма, хохоча, плюхается в кресло — он тоже готов! И как только он не сошел с ума от этой фурии? Надо же выдумать: цок-цок и чух-чух! Но вот ведь и неугомонная Клемане предлагает ему уехать. Сговорились все, что ли?! Да и не выход это! Ну увезет он свою тайную любовницу за границу, в Москве-то другие тайны останутся…

«Успокойся, Клёма! — рявкает Солдатёнков. — Никаких чух-чух! Денег много, на всех мусьёв жандармов хватит. Хотя, конечно, обезопаситься придется. Запишу тебя в купеческий Реестр и положу сто пятьдесят тысяч. Будешь купчихой второй гильдии Клемансой Карловной, вдовой моего покойного французского друга Дюпуи. Пока ты «парижская мамзель», нам неосвященная связь — лыко в строку. А коли ты вдова друга — так почтенная женщина. Куплю тебе отдельный дом. — Козьма хватает листок бумаги с карандашом и рисует два домика. Под одним старательно пишет «Кузя», под другим «Клёма». — Отдельную диспозицию занимать будешь. Поняла?»

Клемане хватает листок, соединяет оба домика жирной линией и пририсовывает сердечко. «Лямур, лямур!» — звонко верещит она и кидается целовать своего Кузю. Вот и поговори с такой!..

Хорошо, что к обеду надо ехать в лавку. На Ильинке в Гостином Дворе Солдатёнков уж два десятка лет снимал небольшое двухэтажное помещение. Верх занимал сам: читал отчеты, сверял закладные, накладывал резолюции. Низ отвел управляющему, с его счетами и бумагами. Современные купцы между собой хвастаются: один для своей конторы целый этаж снимает, другой вообще отдельный дом строит. И чего выставляются? Все равно больше, чем он в своей двухэтажной лавочке, не заработают!