В смертельной опасности - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Майдуков cтр.№ 21

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - В смертельной опасности | Автор книги - Сергей Майдуков

Cтраница 21
читать онлайн книги бесплатно

— Я всё отдам, — прошамкал Егор, пуская кровь по подбородку.

— Заткнись, — сказал один из нападавших, тогда как второй стал резать Егора там, где у него сходились ноги.

Всё это было дико и совершенно не укладывалось в голове человека, считавшегося знаменитостью, разучивавшего Гамлетовские монологи, имевшего множество влиятельных друзей. Он закричал в ладонь, закрывающую ему рот.

Боль была быстрая и жгучая, как будто низ живота полили кипятком. Горячее всё текло и текло, а Егора не отпускали, вынуждая лежать на месте. Всё, что он мог, — это приподнимать бедра на согнутых, напряженных ногах или колотить пятками в пол. Он мычал в большую вонючую ладонь, умоляя, чтобы его отпустили.

— Долго он будет дергаться? — спросил один из мучителей другого.

— Кровью, бывает, и по часу истекают, — был ответ. — Перережь ему бедренную артерию. Только осторожно, не забрызгайся.

На этот раз боли он не почувствовал. Ощущение было такое, будто по коже провели чем-то твердым и скользким. Подогнув ноги, Егор опять приподнял нижнюю часть туловища.

Он не знал, зачем это делает. Возможно, механические движения помогали преодолеть страх смерти. Ворвавшиеся в квартиру парни хотели, чтобы он умер, истекая кровью. Ясность происходящего была простой и пугающей.

Егор почувствовал, как руку убрали с его лица. Он открыл рот, готовясь заорать, но туда запихнули что-то большое, мягкое, сочащееся.

— Еще и трусы запихни, — донеслось до его ушей.

Мыча, он приподнялся и обмяк, приподнялся и обмяк. Кляп во рту не только мешал кричать, но и затруднял дыхание. Нос Егора был полон крови. Выдувая из ноздрей пузыри, он начал задыхаться. В мозгу зазвучал низкий, зловещий, размеренный голос, чеканящий слова:

«Так просто сводит все концы удар кинжала! Кто бы согласился, кряхтя, под ношей жизненной плестись, когда бы неизвестность после смерти, не склоняла воли мириться лучше со знакомым злом?»

Это был Шекспир. Странное дело, продолжение монолога Егор прочел только мельком, но каждая строчка запечатлелась в мозгу.

«Боязнь страны, откуда ни один не возвращался», — пророкотал голос.

— Давай, я ему кислород перекрою, — раздалось не внутри Егора, а снаружи.

— Точно. А то до ночи с ним просидим.

— Вот так.

Дышать стало нечем. Напрягая икры и ляжки, Егор ускорил возвратно-поступательные движения тазом. Опускаясь, он всякий раз ощущал ягодицами липкую лужу растекшуюся по полу.

«Я умираю? — думал он. — Умираю?»

Хотя глаза Егора оставались широко открытыми, видели они перед собой медленно сгущающийся мрак. Ах да, это же гас свет в великолепном, блистающем театре, на сцене которого стоял артист Егор Майоров. Невидимые слушатели, затаив дыхание, слушали, как он читает текст, читает отчетливо и внятно, потому что на самом деле ему ничего не мешает во рту.

«Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика…»

Темнота сменилась абсолютно белым сиянием, в котором не было и не могло быть ничего и никого.

«Так погибают замыслы с размахом, в начале обещавшие успех».

Белое тоже пропало. Ничего не осталось.

Поясница Егора в последний раз впечаталась в пол. Больше он не приподнялся. Так и остался лежать там, где его оставили, — окровавленный и обезображенный.

2

«Вот и всё, — подумал Давид. — Конец».

Мир померк для него точно так же, как для Егора Майорова, но не сменился белым светом. Ощущение было такое, будто глядишь вокруг сквозь закопчённое стекло.

В детстве Давида Грызлина солнечные затмения воспринимались как некое грандиозное событие, пропустить которое нельзя. Все дети и взрослые собирались во дворах с осколками бутылок или закопчёнными стеклышками, дружно следя за круглой тенью, наползающей на солнечный диск.

Давид ужасно боялся затмений. Ходили слухи, что американцы начнут войну именно в такой момент, когда бдительность Советской Армии и всего народа будет ослаблена. А во время лунных затмений империалисты напускали из космоса мельчайшей металлической стружки, вдыхая которую, человек вскоре умирал от удушья. В лунном свете она блестела и искрилась, а сквозь облака не проходила, вот почему так опасны были именно ночи затмений.

Давид напряг зрение, но не увидел ни солнца, ни луны. Вместо них из сумрака выплыло и приблизилось лицо сына, открывающего и закрывающего рот.

Звуки, издаваемые им, складывались в слова:

— Папа, что с тобой? Папа! Что с тобой? Папачтостобой…

Другой голос призывал звонить в «скорую».

— И чтобы с реанимацией, с реанимацией, — надрывался он.

Кажется, это был Бурего. Хотя какая разница? Всё потеряло смысл. Давид хотел вернуть охранников, посланных к актеру, но не сумел выдавить из себя ни звука. Он неудобно лежал на твердом, по опущенным ногам текло. Лицо сына исчезло, вместо него над Давидом простирался узорный деревянный потолок. На ум пришло сравнение с крышкой гроба.

— Уберите! — распорядился Давид.

Губы шевельнулись, не выпустив наружу ни звука. То же самое произошло, когда он велел привезти Ксюшу. Никто не услышал. А это было крайне важно. Нужно было выяснить, как она дошла до предательства. Заговор, измена. Не думал Давид, что она способна на такое. Ошибся он в Ксюше. Сукой оказалась она. Как все они.

— Леня, — стал звать Давид. — Леня.

Лицо сына опять заслонило собой потолок, неестественно большое, с отчетливо видными порами, прыщиками, волосками.

— Егор готов, — сообщило это лицо. — Кастрировали, как ты и сказал. Подох.

Какой Егор? Кого кастрировали?

Это совершенно не волновало Давида и никак его не касалось. Он плавно плыл куда-то, не ощущая своего тела. Заканчивалась его короткая жизнь, состоящая из отдельных, на первый взгляд не связанных между собой эпизодов, а на самом деле цельная, логически завершенная. Это можно было сравнить с фильмом или даже сериалом, который только теперь вспомнился и раскрылся по-настоящему в полном своем объеме.

Вот Давид в детском садике во время так называемого «мертвого часа», когда нужно лежать с закрытыми глазами и непременно с руками поверх одеяла. Девочкам можно руки прятать, потому что они себя ни за что не трогают и не теребят. Давид знает не только, что они устроены по-другому, но знает также, где именно. Ему показала дочка соседей, а он показал ей, и с тех пор странное волнение охватывает его, когда он вспоминает ту сцену за гаражами…

Волнение усиливается с каждым законченным классом в школе, где установлен памятник партизану Лене Голикову. Только для этого уже нет необходимости вспоминать соседскую Веру, потому что Давида окружает множество других девочек, в некоторых из них он влюбляется. Вот у этой, в шоколадном платье с белым воротничком, твердая на ощупь грудка. Давид всегда щупает ее в школьной раздевалке, когда выключают свет, как сейчас.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению