Ее побледневшее лицо выдавало, что она явно не в восторге от того, что придется лезть так глубоко под землю.
Следующая тирада Сласки ее не утешила:
– До многих участков шахты не добраться – их завалило или затопило.
– Затопило? – Кэт нахмурилась.
– Да, при разработке наткнулись на грунтовые воды. На нижних уровнях полно подземных озер.
Теперь и Кэт разделяла опасения Элены.
Чем дальше, тем лучше.
– Туристический маршрут составляет около четырех километров. На самом деле туннели простираются больше, чем на четыре сотни километров, – добил Сласки. Он положил руку на карту. – Это всего лишь один процент.
Монк вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Да уж. Подбодрили так подбодрили.
Элена покачала головой.
– Немного же шансов, что мы обнаружим место, где Смитсон нашел янтарный артефакт…
– Причем Смитсон мог найти его вообще в соседней шахте, – буркнул Сэм и зевнул. – Или еще где-нибудь.
Кэт не желала терять надежду. Сласки ее поддержал.
– Туристы съезжались в Величку уже в восемнадцатом столетии. Здесь рабочие терпели их вторжение, а на других шахтах – нет.
– Ладно, если с шахтой мы не ошиблись, где нам искать? – спросила Элена. – Сколько там камер?
– Около двух тысяч.
Кэт прикрыла глаза, ошеломленная размерами соляной шахты. Ей не давало покоя чувство, что она не заметила что-то важное. То же самое Брайант ощущала в Гданьске.
Что я упускаю?
Сласки махнул рукой на ворох карт на столе.
– Как видите, все туннели и камеры пронумерованы или имеют названия. От первых, что почти у поверхности, до самых глубоких. Если б только ваш мистер Смитсон оставил хоть какой-то намек, где искать…
Кэт резко выпрямилась. Все повернулись к ней.
Неужели?
– Милая, что с твоим лицом? – Монк пристально посмотрел на нее.
Кэт достала телефон и пролистала фотографии, которые прислал Пейнтер. Он сделал их в Замке в склепе Смитсона. Перед тем как приземлиться в Гданьске, она быстро просмотрела их. Директор был уверен, что там спрятана какая-то подсказка. Змея, камень и крылатое насекомое…
Пока они летели в Краков, Кэт еще подумала о ракушке, которая была вырезана вместе с предыдущими тремя символами. Она покрутила так и эдак мысль о том, что Смитсон указывал на соляную шахту – залежи соли образовались после того, как пересох древний океан Тетис.
Нет, слишком сложно. А даже если догадка верна, им это никак не поможет. Они уже обнаружили имя Смитсона в списках посетителей.
Когда Сласки сказал о двух тысячах пронумерованных камер, Кэт вспомнила о загадке надгробия – ошибке в дате, которая и удивила, и озадачила историков.
Она нашла фото надписи, выгравированной на мраморной плите.
– Посмотрите-ка. – Кэт зачитала вслух последние три строчки о смерти Смитсона: – «…скончавшийся в Генуе двадцать шестого июня тысяча восемьсот двадцать девятого года в возрасте семидесяти пяти лет».
– И что? – спросил Сэм.
Элена, конечно, сразу сообразила. Она сняла очки, глаза у нее округлились.
– Здесь ошибка! Дата смерти верна, но ведь Джеймс Смитсон родился пятого июня тысяча семьсот шестьдесят пятого!
Монк сосчитал в уме.
– Выходит, он умер всего в шестьдесят четыре, а не в семьдесят пять.
– Одиннадцать лет разницы. И что это значит? – Сэм нахмурился.
– Надеюсь, что очень многое! – заявила Кэт. – Историков сильно смутило, что любимый племянник Смитсона так ошибся, когда заказывал надгробие. Но что, если дядя поручил ему написать именно так и он же велел вырезать на гробнице змею, камень и осу?
– Вполне может быть, – кивнул Монк.
Кэт повернулась к Сласки.
– Вы сказали, что к закрытию шахты в ней насчитывалось больше двух тысяч камер. Думается мне, когда Смитсон сюда приезжал, их было ненамного меньше. Сотни на две, примерно так?
– Так.
Монк понял, к чему она клонит.
– Кэт, ты считаешь, что Смитсон указал на надгробии номер камеры? Что-то типа адреса, по которому можно отыскать то место, где он обнаружил артефакт?
– Если отнять семьдесят пять лет от года смерти, выйдет тысяча семьсот пятьдесят четвертый – как нам известно, это вовсе не год рождения Смитсона.
Элена проговорила севшим от волнения голосом:
– Вдруг это номер туннеля или камеры?
Все они повернулись к Сласки.
– Покажите нам карту. Есть там камера под номером тысяча семьсот пятьдесят четыре?
– Конечно. – Профессор придвинул к себе ноутбук. – У меня вся информация по полочкам разложена. Одну минуту…
Он пощелкал мышкой, затем отступил. На экране появилась знакомая карта.
– Вы нам ее уже показывали, – сказала Элена. – В Гданьске.
– Да-да, это карта, которую нарисовал Вильгельм Гондиус. Я лишь выделил камеру номер тысяча семьсот пятьдесят четыре.
Он склонился, чтобы прочесть заметку на полях карты, сделанную от руки.
– У этой камеры есть название. И неудивительно.
– Какое название? – спросил Сэм.
– Kaplica Muszli. По-польски это значит «Часовня-раковина».
Кэт охнула.
Сласки увеличил выделенную область.
– Смотрите, я же говорю, вполне понятно, почему ее так назвали.
Формы камеры точь-в-точь напоминали морскую ракушку.
– Вот мы и нашли, – пробормотала Кэт.
Сэм скептически пожал плечами.
– Зачем шахтерам рыть камеру такой странной формы? Какой в этом смысл?
Сласки пожал плечами в ответ.
– Когда спустимся, поймете.
– Тогда пойдемте, – сказала Кэт. – Уже второй час. Эта их месса, наверное, уже закончилась.
Сласки всплеснул руками.
– Подождите! На карте камера выглядит совсем маленькой, но на самом деле она огромная, целый квадратный километр. И бо́льшая ее часть лежит в руинах.
– Почему в руинах? – поинтересовалась Брайант, думая, может ли обрушение быть связано с тем, что там выпустили на волю.