В залу вошла средних лет барыня.
Если бы при этой сцене присутствовал Килин, он бы поразился: этих мужчину и появившуюся сейчас незнакомку запомнил во время случайной встречи в московском аэропорту. Он-то знал: они – муж и жена. Однако теперь оба вели себя, как будто видели друг друга впервые.
– Ты ничего не слышал об этой женщине?.. – Теперь грек смотрел на гостя с прищуром. Слова его звучали многозначительно.
– Нет…
– Знай: перед тобой та самая Салтычиха!..
Гость рассмеялся, обнажив ровные белые зубы. Короткий смех вышел недобрым. Тут же улыбка сошла с его лица, и оно приняло прежнее – презрительное и раздраженное выражение.
– Вот об этой я слышал… – сказал он. – Ловко вы мучаете своих мужиков! – заявил женщине гость.
– Послушай, Кирилл, – громко сказал грек. Он опасался, что человечек своими словами как-то обидит его знакомую и хотел как можно скорее прекратить его словоизлияния. – Нужно вывести из игры одного господина. Он выдвинул против барыни Салтыковой обвинения. Сейчас я тебе покажу кое-какие бумаги… Они там. Принесу…
Грек скрылся в дверях соседней комнаты. Кирилл и «Салтычиха» перемигнулись.
290
Некоторое время назад
– Ты обманул меня. И за это заплатишь! – бормотал Соловейчик, щедро разбрызгивая из канистры бензин по кухне и подсобным помещениям.
Азиновские повара и слуги в полном составе находились в самой большой зале особняка. Хозяина в этот час дома не было. Челядь могла позволить себе торжественно, а главное – спокойно поздравить шеф-повара с юбилеем. Вскладчину купили огромную, чуть ли не метровой высоты бутыль виски.
Он очень любил этот напиток.
Охрана – в зале вместе со всеми. Лишь один человек дежурил у ворот. Соловейчика, перелезшего через забор, этот секьюрити видеть не мог.
Горючую жидкость поджигатель раздобыл в гараже дома. Не раз бывал здесь. Знал место, где всегда припасено несколько канистр.
* * *
Соловейчик спрыгнул с забора и побежал в сторону оврага. Дом уже вовсю пылал. Он и не предполагал, что пламя охватит особняк столь стремительно.
Увидел человека – справа, на некотором расстоянии. Тот ринулся ему наперерез. Поджигатель побежал изо всех сил…
Год назад он в течение недолгого времени работал охранником в усадьбе лекарственного магната. Потом поссорился с главным секьюрити, был уволен. Уже тогда Соловейчик планировал обокрасть или ограбить кого-нибудь из богатых друзей Кёлера. Потому внимательно присматривался к ним. Положение охранника позволяло это делать.
Тогда-то Соловейчик и пересекся со Слепяном, который сейчас преследовал его. Поджигатель издалека не узнал Вадика.
291
«Соловейчик!» – пронеслось в голове у Килина. Во все глаза смотрел он на человека, на круглой большой голове которого был надет широкий, с плоским, как блин, верхом, картуз. Вдруг свет, который лился из окна на втором этаже и позволял хоть немного разглядеть незнакомца, погас.
– А точно заплатишь, премудрейший господин? – прохрипел человек. Так же как в облике этого глухого двора, в голосе незнакомца Килину почудилось нечто, предвещавшее беду. Но ни на мгновение он не забывал о том чудовищно страшном, что грозило ему в любую секунду. – Деньги имеются?.. – Николай закивал. – Покажь!..
Килин был уверен: никаких денег у него быть не может, тем не менее сунул руку в боковой карман длинного пиджака. Пальцы тотчас уткнулись в довольно объемистую пачку сложенных пополам бумаг – кредитные билеты!
Потянул их из кармана… «Безумие!.. Для девятнадцатого века такая пачка – целое состояние!» Рука словно онемела. Килин едва различал в темноте лицо Соловейчика: белое пятно, по которому нельзя ничего угадать.
Из окна на втором этаже снова полился мертвенный свет. Николай держал перед собой руку с зажатыми ассигнациями.
Глаза незнакомца блеснули. «Заигрался! – судьба была к Килину беспощадна. – Не вернусь в двадцать первый! Кончит меня здесь, в прошлом…»
От раздавшегося хриплого хохота Николай вздрогнул. Фигура человека напротив тоже дернулась. Следом обладатель широкого картуза махнул рукой, – жест был полон досады.
Хохотала девочка:
– Соловейчик! Вот так милейшего господина я тебе привела…
– Что ты лаешь под руку?! – воскликнул мужчина.
– Так отведи его дальше… Покажи ему все! – громко сказала девочка. Она опять ухватила Николая своими пальчиками за рукав. – Вон туда… – Другой рукой она подтолкнула его.
Килин нерешительно сделал несколько шагов. Там, куда она его направляла, ничего не было – лишь темный уголок двора, стена дома, нависавшая крыша низенького сарайчика. «Неужели там переход в наше время?! – отрешенно подумал Николай. – Нет, там смерть!»
Но ему вдруг стало наплевать… Зашагал вперед, Соловейчик торопливо двинулся за ним. Килин затылком почувствовал его цепкий, напряженный взгляд… Все! Идти дальше некуда! Закуток и вправду оказался совершенно глухим. Николай развернулся.
– Убей его, Соловейчик! Пырни! – истошно завизжала девочка.
Незнакомец выставил вперед правую руку – ножа Килин не видел… Лезвие точно растворилось во мраке. Николай отшатнулся. Спина его впечаталась в глухую кирпичную кладку. Соловейчик всем корпусом рванулся вперед. Предсмертный ужас пронзил существо Килина.
Какое-то инстинктивное движение – ударился затылком о кирпичи, вжался в них спиной. Что осталось от жизни?! Доли мгновения!..
Нож уже вот он – разрывает волокна, из которых сплетена ткань сюртука. Под напором килинского тела стена рухнула…
292
Дарья Николаевна посмотрела на массивные, стоявшие у стены, часы. Словно подчиняясь ее взгляду, пробил первый удар и следом – еще пять. Шесть вечера!..
– Сейчас придет один человек… – Она повернулась к греку. – Велите пропустить его в комнаты. Это мой хороший друг, помещик из Костромской губернии. Две деревни, семьсот душ крестьян. С ним я себя чувствую спокойно…
– Случайно его фамилия не Помяловский? – спросил грек.
– Да, это он. – Салтыкова внимательно посмотрела на хозяина квартиры.
– Что ж, этот человек будет вам весьма полезен. У него большие родственные связи в сыскном департаменте. – Помещицу передернуло. Не обращая на это внимания, грек продолжал: – Через него легко организовать подкуп… Туда ведь так просто, не зная брода, не сунешься…
Лицо Салтычихи скривилось. Она хотела сказать что-то, но не успела. Скрежещущее, глухое дребезжание, изданное звонком входной двери, заставило всех замолчать. Через минуту в комнату вошла худая черноволосая женщина – та самая, что впустила в квартиру Кирилла.