— Не боюсь, — ответила Алина.
Чего бояться-то? Поселок охраняется, ночью сторожа обходят его с собаками.
Правда, это не помогло Ирине Леонидовне.
С неба опять закапало. Алина быстро простилась с соседкой и побежала к дому.
Она почувствовала, что подступили слезы, только вечером, когда Илюша заснул.
10 июля, понедельник
Виктор Федорович никогда не думал, что без Ирины ему станет пусто. Конечно, он специально не рисовал себе картины жизни без дачной соседки, просто не догадывался, что Ирина занимала в его жизни такое важное место. И сейчас его мучило, что он не успел сказать ей об этом.
Обычно он приезжал в выходные на дачу или, если Ирина была в Москве, встречался с ней где-нибудь в ресторане. Или совсем не встречался, если он или она были заняты.
Никакой пустоты он при этом не испытывал, он читал, или смотрел любимые старые фильмы, или просматривал рабочие бумаги, или ехал к сыну и играл с внуком.
Сейчас ему было так же тягостно, как когда не стало жены. Даже, может быть, хуже, потому что тогда ему нужно было думать о Славе, нужно было зарабатывать деньги, и полностью отдаваться собственному горю просто не было времени.
Сейчас время было. Когда умерла жена, Виктор Федорович только открыл собственное дело, ему было необходимо заводить знакомства, прокладывать пути в чиновничьи кабинеты, подбирать дельных помощников и контролировать абсолютно все в своей, тогда еще немногочисленной фирме.
Сейчас он знал, что люди подобраны верно. Заместители его не подведут, налоговая не вовремя не наедет, а инженеры не подсунут халтуру. И это было плохо, потому что мешало ему полностью погрузиться в работу.
Выходные он провалялся на диване, пытаясь читать, но читать не получалось, и он просто смотрел в потолок. Он ждал понедельника как избавления, но, проснувшись еще до будильника, не поспешил встать. Продолжал лежать, все так же тупо глядя в потолок.
Он был виноват в смерти жены, непрерывно об этом помнил и все прошедшие годы мучился от чувства вины.
Никто не мог предположить, что у Светы рак. Она была веселой и деятельной, постоянно куда-то мчалась, сажала на даче цветы и зелень, расстраивалась, что Виктор Федорович ведет сидячий образ жизни, и пыталась заставить его бегать по утрам.
В тот год лето было жарким. Вокруг горели леса, а дачный поселок почти в полном составе пропадал на берегу пруда.
Температура у жены поднялась внезапно. Иван Николаевич долго ее осматривал, слушал, выписал антибиотик, потому что сразу же диагностировал воспаление легких. А потом смотрел на Виктора тоскливыми глазами и требовал, чтобы Света немедленно сделала анализ крови.
Слово «онкология» тогда не прозвучало, Иван произнес его недели через три, когда Света снова носилась по участку и смеялась о чем-то с соседкой, стоя у забора.
Они называли Ивана Николаевича перестраховщиком и тихо его жалели.
Онкологию диагностировали поздней осенью, когда сделать ничего уже было нельзя.
Виктор Федорович покосился на будильник и заставил себя встать.
Света была частью его самого, и ему долго казалось, что от него по живому, с кровью, оторвали кусок души и плоти.
Ирину он все-таки считал чужой, а боль была такой же непереносимой.
Он заставил себя съесть завтрак и на метро поехал на работу, понимая, что забыться не удастся.
Мама позвонила рано, Сережа еще не уехал на работу.
— Ты представляешь, ночью раздается звонок! У меня даже сердце защемило! — Настя впервые за последнее время услышала прежний мамин голос. До этого мама только плакала и говорила еле слышно, отчего сердце щемило у Насти.
— И что же случилось? — Настя перехватила трубку и поставила пустую Сережину тарелку в мойку.
— Леночка звонила. С дачи. Кажется, к нам в дом залезли. Вы вчера дом заперли?
— Конечно. И калитку заперли, и ворота.
Сережа насторожился, с любопытством посмотрел на жену. Нет, скорее, с тревогой.
— Леночка заметила огонек у нас в доме. Или ей показалось, что заметила. Позвонила участковому, тот пришел, но дом оказался заперт.
— Показалось! — решила Настя.
— Я тоже так думаю. Сегодня мы поехать туда не сможем, ни я, ни папа. — Родители много работали, и Настя понимала, что после похорон Иры опять уходить в рабочее время родителям трудно. — Съездим завтра или послезавтра. Я вот что хочу сказать — не вздумай одна туда ехать!
— Почему? — вздохнула Настя. — Вы все заняты, а я свободна. Надо съездить и проверить дом. Съезжу днем, к вечеру вернусь.
— Настя, я тебя прошу! — Насте показалось, что мама опять заплакала. — У меня и так нервы ни к черту…
Сережа не выдержал, отнял у Насти трубку.
— Здравствуйте, Татьяна Леонидовна. — Послушал, что говорит ему теща, и решил: — Мы с Настей вместе съездим. Уйду с обеда с работы, и съездим.
Насте хотелось поехать одной, как будто деревянный дом мог только ей открыть, что случилось с тетей. Но спорить она не стала, все равно бесполезно.
Она мало думала об Ире и только теперь поняла, как ее любила.
Сейчас Сережа ей мешал, но она знала — она умрет, если он перестанет ей мешать.
Нужно было садиться за компьютер, но она без дела проболталась по квартире, пока Сережа не позвонил и не сказал, что подъезжает к дому. Тогда она впопыхах собралась и выскочила из подъезда. Им повезло, до дачи они проскочили почти без пробок.
— Подожди, — остановил ее Сережа, когда она достала дачные ключи из сумки.
В дом он вошел первым. Осмотрел веранду, прошелся по первому этажу, потом по второму.
— Ты что-нибудь замечаешь? — наконец спросил Настю.
Она покачала головой — если кто-то чужой и приходил, действовал он очень аккуратно. Ее куртка-дождевик, брошенная вчера на кресло, лежала там же, кроссовки стояли на коврике у порога. Настя подняла куртку и повесила на вешалку.
— Слушай, а где Ирины ключи? — посмотрев на гвоздик у двери, спросил Сережа.
— Не знаю, — пожала плечами Настя. — Мама взяла, наверное.
Сережа не успел пообедать. Настя быстро сварила пельменей, поставила перед ним тарелку и отправилась к соседке Елене Анатольевне. Леночке, как звала ее мама. Ира тоже звала соседку Леночкой.
Леночкин участок всегда поражал ухоженностью. Это было особенно удивительно, поскольку времени над своими грядками и клумбами соседка проводила не больше остальных. «Я их люблю», — показывая на цветы и кустарники, объясняла она Ире. Тетя тоже любила цветы, но у нее они почему-то вырастали чахлыми, невзрачными.
— Ой, Настя! — заметив ее, заспешила навстречу соседка. — Переполошила я вас. Все в порядке дома?