Я снова слышу крики. Одна из теней скользит по полу к выходу, оставляя за собой жирный черный след. Она снимает ограничитель, и дверь захлопывается, так что мы оказываемся в полной темноте.
Клоун шипит. По моему позвоночнику ползет ужас, и я притягиваю Таэлор ближе, цепляясь за нее, как за спасательный круг. Ее теплое дыхание щекочет мне шею, пульс бьется ровно. Хорошо, что она без сознания. Я бы в жизни не сумела объяснить, что такое творится вокруг.
– Кроллик, что это? – кричу я.
Мне надо услышать его знакомый голос в темноте, понять, что он по-прежнему здесь.
– Мюмзики… – негромкий ответ Кроллика так странно контрастирует с громким стуком костей. – Мова.
Глава 16
Огонь внутри
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
Это строчки из стихотворения «Бармаглот». И я совершенно не удивляюсь, что безобидные на слух мюмзики выглядят именно так. Морфей когда-то о них упоминал.
Но если в варианте Кэрролла всё казалось безобидным, то в реальности они оказываются жуткими призрачными тварями. «Мова» значит «далеко от дома», а «мюмзики» – такие птицы. Они издают душераздирающие крики.
Больше я ничего не помню. Но я не могу позволить им вырваться в коридор и перепугать всю школу. Нужно удержать их, пока я не придумаю, как с ними справиться.
От их воя и стенаний у меня разбегаются мысли. В лицо бьют порывы холодного воздуха, пахнущие угрозой и липким потом. Я прижимаю Таэлор к себе, чтобы запахом дорогих духов перебить эту вонь. Я никогда не думала, что буду так ее защищать. Но рядом с Таэлор сейчас нет никого другого. На мне лежит огромная ответственность.
Мое внимание вновь привлекает хохот клоуна.
Кроллик кричит:
– Ваше величество!
Его умоляющий голос доносится из недр раздевалки, и я понимаю, что он пропал – беднягу утащили куда-то за пределы моей досягаемости.
– Стойте! – кричу я.
Нельзя просто сидеть и ничего не делать. Вопреки собственному желанию оставаться с Таэлор я прислоняю ее к ножке стола и принимаюсь слепо щупать пол вокруг, надеясь не наткнуться на что-нибудь, способное в ответ меня схватить. Моя рука скользит в масляной луже, я вытираю ее о джинсы и продолжаю поиски. Наконец мне попадается фонарик.
Я тащу его под стол и, некоторое время повозившись с выключателем, зажигаю. Мягкий янтарный свет струится сквозь кружевные прорези, как в театре теней. Это было бы красиво, если бы не жуткая сцена, открывшаяся передо мной.
По стенам стекает густая маслянистая слизь, собираясь лужицами на полу. В воздухе скользят какие-то призрачные силуэты, то ныряя, то поднимаясь выше, совсем как привидения на кладбище. Я словно попала в фильм ужасов. Не хватает только старых могильных плит.
Мой желудок скручивается от страха.
– Морфей! Вернись, пожалуйста, – с трудом выговариваю я, надеясь, что он услышит.
Что он не настолько обижен, чтобы игнорировать меня.
По сравнению с воплями привидений молчание Морфея кажется просто оглушительным.
Мой крик эхом отдается от стен:
– Морфей, мне нужна твоя помощь!
Призраки шипят в ответ, и один из них ныряет под стол. Разделившись надвое, он превращается в пару перчаток, которые облекают чьи-то бесплотные руки. Они хватают Таэлор за лодыжки и пытаются оттащить от меня.
– Не смейте!
Я бросаю фонарь и тяну Таэлор, ухватив ее под мышки и поперек груди. Это напоминает какую-то зловещую игру. Вложив в рывок весь свой вес, я дергаю так сильно, что с Таэлор слетают сапоги. Спиной я бьюсь о ножку стола. Призрачные руки отскакивают по воздуху в противоположную сторону и сливаются, обретая прежний бесформенный вид.
Я ищу фонарик – и понимаю, что другие призраки его утащили. Тот, что напал на Таэлор, видимо, нарочно отвлек меня. Тени вливаются в светильник сквозь кружевные прорези, и он гаснет.
Черная пустота тяжела, как мокрое одеяло. Я держу безжизненную руку Таэлор. Может быть, Морфей действительно ушел насовсем. Никогда бы не подумала, что он способен оставить меня в безвыходной ситуации. Даже если он сильно злится и хочет сделать мне больно, то, разумеется, рано или поздно вернется. Ему нужна моя помощь, чтобы спасти Страну Чудес.
Словно в ответ на мои мысли, в раздевалке появляется свет, маленький и лучистый, как зажженная римская свеча. Он колышется в воздухе и увертывается от пикирующих призраков, а затем опускается на колено Таэлор.
Свет меркнет и обретает форму. Передо мной существо ростом в несколько сантиметров, с женским телом и зеленой кожей, обнаженное, если не считать блестящих чешуек, прикрывающих стратегические места. Выпуклые глаза пристально смотрят на меня. Как будто я играю в гляделки со стрекозой.
– Паутинка, – говорю я, удивившись и в то же время испытав огромное облегчение при виде феи. Она некогда была самой красивой и любимой спутницей Морфея, пока не предала его.
Или она здесь по собственному почину, или искупает свою вину.
– Королева Алисса… – отзывается феечка, кланяясь, и ее покрытые пушком крылья трепещут.
Обернувшись, Паутинка смотрит на призраков.
– Сейчас темно, – произносит она звенящим голоском.
– Да, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно и по-королевски величественно. Но тут же терплю крах: – Это Морфей тебя послал?
– Да, – отвечает Паутинка. – Он услышал твой призыв.
Я делаю глубокий вдох, уверившись, что он не окончательно меня покинул.
– Ну и что я должна делать? Как победить мюмзиков?
– Никак. Верни их домой.
– В Страну Чудес?
– К ее основанию. В основе Страны Чудес – детские сны. Ты же хорошо знаешь книгу. Помнишь стихи?
Алиса, сказку детских дней
Храни до седины
В том тайнике, где ты хранишь
Мы обе пригибаемся, когда мимо проносится мюмзик.
– Э… да, – говорю я. – Но тут все как-то по-другому, чем я помню.
Неудивительно.
– Правда всегда есть, если ее поискать. В каждом детском сне – две половинки. Зелюки – легкомысленные и проказливые, к их помощи прибегает Вторая сестра, чтобы отвлекать и занимать злые души. Но мюмзики – это ужасная половина, ночной кошмар. Они охраняют кроличью нору и не позволяют обитателям Страны Чудес сбежать, ну, или притаскивают обратно тех, кто уже вырвался. Они живут в земле. Но, видимо, место их упокоения осквернено…