– Я думал, они уже никогда не уйдут, – и наклоняется, чтобы поцеловать меня.
Я отступаю к двери.
Джеб, нахмурившись, следует за мной.
– Ты сердишься, что я не подвез тебя из школы? Но я нарочно сократил интервью, чтобы приехать сюда. Мне нужно будет встретиться с репортером еще раз. Разве это не считается?
При виде его обиженного лица у меня внутри всё скручивается.
– Да, то есть нет. Я не злюсь. Я думала, это ты злишься. Джен сказала, что Таэлор…
– Морт всё объяснил, – отвечает Джеб, убирая бандану.
– Морт? Он разрешает так себя называть?
– А я не спрашивал разрешения.
Я задумчиво склоняю голову набок.
– Значит, мир?
– Ты написала, что вы как-то странно встретились. Морт сказал, что хотел, чтоб Таэлор приревновала. Он притворился, что ухаживает за тобой, а она раздула из мухи слона, потому что разозлилась… короче, всё сходится. Хотя и жаль, что он теперь нажил себе врага. Таэлор – не тот человек, с которым стоит ссориться.
– Да уж, – отвечаю я и ускоряю шаг.
Джеб идет следом.
– Ты бы слышал, какие слухи она распускает в школе.
– Ну, завтра он всё сам объяснит. Знаком он с твоей семьей или нет, он не имеет никакого права так легкомысленно порхать и подставлять тебя. Мотра, блин.
Я замираю на месте и леденею. Нет, Джеб вряд ли помнит, что Морфей умеет превращаться в бабочку.
Строго говоря, он не был в Стране Чудес, и этим воспоминаниям неоткуда взяться… Разве что мама не ошиблась, когда сказала, что Страна Чудес оставляет след на каждом, кто ее посетит. Может быть, подсознание Джеба каким-то образом воскрешает то, что он не пережил?
– Как ты сказал? – переспрашиваю я дрожащим голосом… в нем звучит надежда.
– Мотра, – повторяет Джеб. – Помнишь? Главный враг Годзиллы. Потому что этот тип просто помешан на бабочках.
Он хитро улыбается, глядя на меня.
– Ты что, не обратила внимания на его шляпу? И на дверцы машины? Когда они обе подняты, то похожи на бабочкины крылья.
– А.
Ну конечно, он не помнит. И мои мысли вновь возвращаются к маме и ее секретам.
– Давай зайдем в дом, мне надо переодеться.
– Подожди.
Джеб берет меня за руку и кружит, так что развевается юбка, вырезанная фестонами. Когда я вновь оказываюсь к нему лицом, он качает головой.
– Морт прав. Ты похожа на фею, которая собралась замуж. Я хочу еще немного на тебя полюбоваться…
Он так ласково просит, что его голос кажется нежнее шелка. Джеб целует мою руку сквозь перчатку.
Мы останавливаемся на газоне у крыльца. Из-за двери доносится смех Морфея. И от этого звука на лице Джеба вместо восхищения появляется ярость.
– Когда я сюда приехал, то готов был ему голову оторвать.
Я прослеживаю взгляд Джеба и вижу мотоцикл, неловко брошенный возле подъездной дорожки. Он даже не удосужился поставить его как следует.
– Я прижал чувака к капоту и пригрозил украсить его личико еще одним шрамом.
Так приятно наконец-то всецело пользоваться вниманием Джеба, но именно сейчас меня разрывает пополам. Тянет и к нему, и в дом…
Он прижимает мою руку к груди.
– Морт сказал, что с его лицом я могу делать что угодно. Главное, чтобы не портил машину. Это единственное, что осталось ему от умершего отца.
Джеб проводит большим пальцем по кружеву перчатки у меня на запястье.
– Я видел его шрамы, Эл. Татуировки их не скрывают. Ты знала, что он пытался покончить с собой?
Я киваю. Неохота поощрять в нем жалость к Морфею, но я ведь не смогу объяснить, что эти шрамы принадлежат другому человеку.
Джеб смотрит на машину.
– Он сказал, отец до самой смерти его ненавидел. И главное, зачем он приехал в Штаты, – это чтобы увидеться с твоей мамой. Посмотреть на своего старика чужими глазами. Может быть, наконец примириться с воспоминаниями…
Джеб смотрит на меня, его лицо полно сочувствия, и в моей груди что-то сжимается. Нечестно, что Морфей тянет за известные ему ниточки, а Джеб об этом даже не подозревает. Но я не вправе судить, потому что я тоже манипулятор и лгунья.
– Поэтому, если он будет уважать тебя, – продолжает Джеб, не догадываясь о моей внутренней борьбе, – я постараюсь относиться с уважением к нему.
Он говорит напряженно, но с полным самообладанием. Он долго работал над собой, чтобы не быть таким же жестоким, как его отец. И я горжусь Джебом, потому что он вырос честным и сострадательным человеком вопреки всем усилиям, которые прикладывал папаша, чтобы убить в нем чувства. И никогда еще я не чувствовала себя настолько недостойной Джеба.
Я подношу его руку к своим губам и целую татуировку на запястье, выглядывающую из-под рукава. Что бы он подумал обо мне, если бы узнал, что я постоянно ему лгу? С тем же успехом в зеркале, в другой части света, могла быть я, а не мама – настолько я далека от Джеба.
– Слушай, – говорит Джеб, высвободив руку, и ставит меня на ступеньку. Сам он остается стоять на газоне, и наши глаза оказываются вровень. – Что-то ты всё время молчишь. Ты бы ведь рассказала, если бы было что-нибудь еще, правда?
Что-нибудь еще есть. Мне нужно выяснить, отчего я видела маму в зеркале, а потом победить ненормальную волшебную королеву. Просто я не знаю, как об этом рассказать.
Мои глаза наполняются слезами.
Хмурое лицо Джеба искажается.
– Почему ты плачешь? Таэлор была права?
Его глаза вспыхивают.
– Этот тип тебя лапал? Пытался поцеловать?
Черт возьми.
– Нет, ничего такого. Просто… ну, наверное, ты понимаешь теперь, что я чувствую насчет Розы. Почему я сомневаюсь.
Джеб искоса смотрит на меня.
– Это совсем другое дело.
Рассматривая пряжки на сапогах, я пытаюсь подобрать правильные слова. Надо поскорее разобраться с Джебом, а потом побежать к себе и заняться всем остальным.
Он ступает на крыльцо.
– Эл, это работа. И всё. И я уже согласился.
Мои эмоции делают полный разворот. Я уже не волнуюсь – я возмущена!
– Я думала, мы сначала поговорим!
– Сегодня она уехала обратно в Тоскану и вернется только в конце месяца. Я должен был дать ей ответ до отъезда. Это же нужно нам обоим, разве ты не понимаешь? Мы не будем нуждаться в деньгах весь первый год в Лондоне и еще немножко. Это настоящие деньги – доказательство того, что я чего-то стою!
– Ну конечно, стоишь, – отвечаю я, подавив нарастающее в горле рыдание. – Ты самый талантливый художник.