Она берет у меня немного крови для анализа. Я задерживаю дыхание, боясь, что моя темная сторона оживет, как во время работы над мозаикой. Но сестра Терри без проблем наполняет и закупоривает три пластмассовые колбочки, и я выдыхаю. Она обещает скоро прийти и принести мне бульон и печенье.
Пока я жду возвращения Джеба, снаружи поднимается ветер. Я слышу его завывания сквозь стекло – к этому звуку все в Техасе привыкли, но сегодня он тревожит меня. Я смотрю на свою руку и наблюдаю за тонкой красной струйкой крови, которая течет по прозрачной пластмассовой трубке. Струйка дрожит, как бечевка воздушного змея. Я уже собираюсь нажать кнопку вызова медсестры и спросить, когда из меня вынут иголку, но тут входит Джеб.
– Привет еще раз, – говорю я.
– Привет, – отвечает он и закрывает дверь.
Сев, Джеб берет меня за руку и опирается локтем о подушку. Свободной рукой он перебирает мои волосы, разметавшиеся по простыне. Измученное тело испытывает несомненное удовольствие. Мне нравится безраздельно пользоваться вниманием Джеба – настолько, что я не сразу решаюсь задать следующий вопрос. Но все-таки я должна знать.
– Как там твое интервью?
– Перенесли, – отвечает Джеб.
– Но двухстраничный разворот… это серьезно.
Джеб жмет плечами, хотя очевидно, что его беспечность напускная.
Я прикусываю губу и пытаюсь сменить тему. Найти что-нибудь позитивное.
– А вы с папой помирились.
Джеб вздрагивает.
– Да… но твоя мама меня просто ненавидит.
Я смотрю в окно у него за спиной.
– Ты же знаешь, это гиперопека.
– Только не надо лгать в мою защиту. Я слышал, что ты сказала.
Я хмурюсь.
– А что ты слышал?
– Ты прикрыла меня. Сказала, что я оказался там не по своей воле. Но мы с тобой оба знаем, что это я всё устроил. Я привез тебя туда, даже не подумав про дождь – и про то, что может случиться.
Я стискиваю его руку, отчасти от безысходности, отчасти от облегчения.
– Она злится не поэтому.
– А почему тогда?
Я смотрю на мягкие игрушки на окне – медвежонок, огромный клоун в клетчатой шляпе на затылке, коза, жующая жестянку с надписью «Поправляйся скорей!». Клоун выглядит зловеще знакомым, но я решаю, что это из-за неверного света молний. В палате царит полумрак, и кажется, что у игрушек не хватает глаз, рук или ног. Я вспоминаю кладбище Страны Чудес и вздрагиваю.
– Эл, – говорит Джеб, слегка подталкивая меня. – Ты не хочешь рассказать, почему вы с мамой ссорились, когда я вошел?
– Мама хочет, чтобы я думала о своей карьере и не отвлекалась. Она считает, что потеряла талант фотографа после того, как побывала в лечебнице. Дело не в тебе. Просто ей кажется, что я должна реализоваться, но мне что-то мешает.
Я тереблю край одеяла. Лгать отчего-то до отвращения легко.
Джеб кивает.
– Но я же не мешаю, а помогаю. И я не меньше, чем твоя мама, хочу, чтобы ты добилась успеха.
– Знаю. Просто она смотрит на вещи по-другому.
– Сегодня я встречусь с Розой и получу столько денег, что нам хватит на первое время в Лондоне. Это будет доказательство того, как сильно я хочу тебе помочь.
Моя рука вздрагивает в его ладони. Вот почему Джеб побрился и нарядился. Чтобы произвести хорошее впечатление на богатую клиентку. В памяти всплывает мамино предупреждение о предательстве, но я отгоняю эту мысль. Я знаю, что могу доверять Джебу. И все-таки, прежде чем я успеваю спохватиться, с моих губ срывается:
– Ты бросишь меня ради работы в первый же вечер, после того как я вышла из комы?
В моем голосе звучит такое отчаяние, что самой тошно.
Джеб накручивает мои волосы себе на пальцы.
– Твоя мама сказала ясно. Я должен уйти до восьми. Роза в городе, поэтому я с ней встречусь и покажу картины, чтобы она могла выбрать. Она нечасто здесь бывает. Надо пользоваться такой возможностью.
– Но сегодня выходной. Разве галерея не закрыта? Мистер Пьеро ждет тебя там?
– Нет. Но он дал мне ключ от выставочного зала.
Я поджимаю губы. Мне не нравится, что Джеб пойдет туда один, хотя ума не приложу почему. Может быть, дело в моей темной стороне. Недаром эмоции кажутся одушевленными… телесными. Темный, слепой инстинкт, размывающий узы доверия, которые мы выковали за минувший год.
Джеб мой. Мой, мой, мой.
Губы искривляются в злой усмешке, но я ее подавляю. Да что со мной такое?
Игрушечный клоун с металлическим лязгом падает на пол, и мы с Джебом оба подскакиваем.
– Хм, – говорит Джеб, подняв клоуна и усадив его на подоконник.
Он щупает причудливую клетчатую шляпу.
– У него в голове что-то железное. Вот он и опрокинулся.
– От кого эта игрушка? – спрашиваю я.
– От одного парня, который помог мне в пятницу, когда я вытащил тебя из трубы. Я пытался сделать тебе искусственное дыхание, а он появился как будто из-под земли… сказал, что видел в конце улицы «Скорую помощь» и помахал ей, чтобы она подъехала. Мобильник я потерял в трубе. В общем, он сделал то, что не смог сделать я.
Есть что-то такое в этом клоуне. Помимо того, что он выглядит странно знакомым… и что он больше других игрушек. Он кажется почти живым. Я всё время жду, что он сейчас шевельнется.
Клоун смотрит на меня, и выражение его лица как будто меняется. Вместо улыбки – злобная ухмылка. Даже виолончель в руках не делает его добродушнее.
Минутку.
Моя подозрительность тянет за еще одну нитку. Виолончель – единственный инструмент, на котором я умею играть и к которому не притрагивалась с прошлого лета. Откуда незнакомцу это известно?
Джеб сказал – он появился как из-под земли…
Я чувствую внутреннюю дрожь.
– Как зовут того парня?
– Не знаю, – отвечает Джеб. – На открытке написано: «Надеюсь, ты скоро станешь такой же, как прежде». Без подписи. Мы всех расспросили – никто из наших знакомых ее не посылал. Так что, наверное, это он.
Черные глазки-бусины, похожие на тараканов, смотрят на меня.
– Такой, как прежде, – бормочу я. – Странное пожелание от незнакомца, тебе так не кажется?
Джеб жмет плечами.
– Ну, может быть, в Англии так принято говорить.
Мое сердце начинает отбивать бешеный ритм.
– В Англии?!
– Да. Когда «Скорая» уехала, этот чувак помог мне вытащить из воды мотоцикл. Он приехал по обмену, будет учиться в нашей школе. По-моему, как-то бессмысленно приезжать на одну последнюю неделю. Но его родители настояли.