По моей спине ползет неприятный холод.
– Элли, – говорит папа уже другим тоном. – Ты должна знать еще кое-что: Джеб не спросил о сестре и матери. Более того, он говорит о них так, как будто они здесь. Как будто он с ними видится.
Слезы, которые я долго удерживала, наконец прорываются и текут по щекам.
– Это я виновата, – говорю я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Я так обидела его, что теперь он предпочтет остаться здесь и создать для себя фальшивую реальность, чем вернуться в мир, полный дурных воспоминаний.
– Почему ты всё время об этом твердишь? Чего я не знаю? – спрашивает папа и перестает грести.
Мы всего в нескольких метрах от острова. Лучше бы он продолжал работать веслами. Я не хочу начинать этот разговор. Мне и без папиного осуждения плохо.
– Кое-что произошло в день выпускного, – неохотно отвечаю я. – Перед балом.
– Дай я угадаю… тут замешан Морфей.
Я издаю стон.
– Мы один раз поцеловались! Почему Джеб так огорчился из-за какого-то глупого поцелуя?
– Так, подожди, – папа откидывается назад, заставив лодку покачнуться. – Ты поцеловала этого заносчивого… Ну, я даже не знаю, что сказать.
– Я тоже.
Папа еще не так разозлится, если узнает остальное. Что это был не первый раз. Что Джебу известно и про другой наш поцелуй с Морфеем, в Стране Чудес. Я сказала Джебу, что это ничего не значит – и солгала, – а потом сделала снова то же самое… пусть даже я не хотела, чтобы всё зашло так далеко. Морфей обернул ситуацию к собственной выгоде… как всегда.
– Ты совершила ошибку, Алисса, – говорит папа, словно прочитав мои мысли. – Морфей манипулирует другими. У него нет никаких принципов. И он не человек.
– Мама тоже. И я. И Джеб, если на то пошло, больше не человек. Разве от этого ты любишь нас меньше?
Луч маяка озаряет лодку. Мое лицо горит под пристальным папиным взглядом.
– Ну что ты. Но… любовь? Неужели ты любишь Морфея?
Я с трудом сглатываю.
– Не знаю. Это неразрывно связано с моим долгом перед Страной Чудес. Но между нами есть и что-то настоящее. Очень сильное… – я отодвигаюсь дальше на скамейке. – Всё сложно.
Папа вновь берется за весла.
– Я знаю, какие чувства ты испытываешь к Джебу. Там всё просто и чисто. Вы были друзьями с того дня, как познакомились. И дружба переросла в нечто иное. Это факт, Бабочка. И большая редкость. Лучший вид любви. Джеб хотел сделать тебе предложение. Ты об этом знала? Он попросил у меня твоей руки.
Мои глаза щиплет. Совершенно в духе Джеба – придумать нечто настолько старомодное и прекрасное. По крайней мере, в духе Джеба, которого я знала когда-то.
– Он сделал мне предложение, – наконец выговариваю я. – И я не успела ответить.
– И какой ответ ты собиралась дать?
– «Да», – без колебаний отвечаю я. – Но это было до того…
Папа смотрит на звезды.
– Я понимаю. До того как он и мама оказались здесь.
Я хочу поправить его, но тогда неизбежно начнутся вопросы, на которые я сегодня отвечать не в силах.
– Ты – единственная, кто может достучаться до Джеба и помочь ему отыскать дорогу домой, – настаивает папа. – Но для этого нужно забыть про Страну Чудес.
– Нет!
Я ставлю локти на колени и подпираю голову руками, чтобы она не взорвалась.
– Я королева. У меня есть обязанности, которые ты даже не можешь представить. Нельзя отказываться от половины души. Нельзя поворачиваться спиной к миру, который зависит от моих решений. Я уже пыталась это сделать… – я обвожу жестом всё вокруг и продолжаю: – Ну, ты видишь, как здорово получилось. И я больше никогда не буду уклоняться от ответственности. У меня есть долг перед подземцами. Мне они небезразличны. Если Джеб хочет, чтобы у нас с ним было совместное будущее, ему придется смириться с тем, что я буду учитывать интересы Страны Чудес при любой необходимости выбирать… и так до конца жизни, – я вспоминаю про дневник у себя на шее. – И при любом решении, которое я приму здесь.
Папа гребет сильнее, заставляя воду кипеть.
– В первую очередь ты человек. В нашем мире у тебя тоже есть обязанности. Перед людьми, которые связаны с тобой и любят тебя. Не увлекайся властью и интригами настолько, чтобы позабыть об этом. Иначе ты сделаешь то же самое, что и Джеб. Откажешься от своей человеческой половины.
Отпечаток, оставленный Червонной Королевой, вновь напоминает о себе мучительной болью в груди. Я стискиваю лежащие на коленях руки, чтобы не согнуться пополам.
– Я ни от чего не отказываюсь, – выговариваю я. – Я пытаюсь добиться равновесия.
– Каким образом? – спрашивает папа. – Безумие противоположно равновесию. Я видел, как другая половина взяла власть над тобой. И, честно говоря, это меня пугает. Тебя влечет к темноте, к беззаконию. Влечет к…
К Морфею.
Пусть даже папа недоговаривает, я слышу, как это имя эхом повисает в воздухе.
– Он обманом проник в твою жизнь, – продолжает он.
– Наверно, мамины решения тоже сыграли в этом какую-то роль.
Лодка бьется о берег, и мы вздрагиваем. Папа полон гнева, и я лишь укрепляюсь в ощущении собственной правоты, которое жжет меня изнутри.
– Я вовсе не это имела в виду, – начинаю я, пытаясь его успокоить. – Поверь, Морфей не собирался никого использовать. Поначалу, во всяком случае. Они с мамой заключили сделку – обоюдно выгодную, – а потом она отказалась.
Папа со стуком бросает весла в лодку.
– Не смей говорить, что она приняла необдуманное решение. Она поступила правильно, пусть даже это было нелегко. Она отказалась от власти и от бессмертия, потому что ей претило похищение человеческих детей ради их снов.
– Нет. Потому что она не могла бросить тебя.
Я немедленно жалею о сказанном. Я-то знаю, что дело не только в этом.
Папа качает головой:
– Считай, что я ничего не слышал, Элли. Ты устала и, очевидно, не думаешь, что говоришь.
Он вылезает из лодки и идет вброд, чтобы подтянуть ее к берегу.
Папа ошибается. Я думаю, что говорю, и доказательство тому – что я не выболтала невероятную правду: я могу положить конец похищениям детей. Выйдя за Морфея и родив от него ребенка, я добьюсь равновесия между нашими мирами.
Но я бы не могла рассказать это папе, даже если бы хотела. Я не позволю себе нарушить обещание и лишиться силы. Чтобы победить Червонную Королеву, найти маму и навести порядок в Стране Чудес, мне нужна моя магия.
Папа подтаскивает лодку к берегу и привязывает веревку к столбу. Я вылезаю, прежде чем он успевает протянуть руку.