Невозможно рассказать все подробности этой длинной и утомительной погони, которая продолжалась около трех недель. Снова и снова мы теряли след и находили его лишь путем долгих и утомительных поисков, которые занимали много времени. Пройдя сквозь заросли тростника и переправившись через болота, мы вышли к каменистому плоскогорью, где следов практически не было видно. Мы вновь обнаружили их следы лишь по валявшемуся телу каннибала, которого когда-то ранила Инес. Очевидно, он скончался от раны, оказавшейся смертельной. По степени разложения останков тела мы определили, что налетчики находятся в двух днях пути от нас.
Снова двигаясь за ними, уже по мягкой земле, где оставались следы ног – их заметил острый взгляд Ханса, – мы прошли вдоль огромных аллей, где росли редкие деревья. Эти аллеи были отделены одна от другой участками бесплодной земли. Здесь у нас опять возникли серьезные проблемы с обнаружением следов, но дважды нас выручали все те же обрывки одежды Инес.
В конце концов мы потеряли все следы, ничего нельзя было найти! Остановившись в полном неведении, не зная, куда идти дальше, мы даже не ведали, как лучше пересечь густые заросли. Как же нам найти маленькую группу людей на этом необъятном пространстве? Ханс, от природы хороший следопыт, только качал головой, и даже молчаливый и решительный Робертсон был обескуражен.
– Я боюсь, что моей девочки уже нет в живых, – произнес он печально и снова впал в задумчивость, как это случалось с ним все чаще в последнее время.
– Никогда не говорите о смерти! Терпение и труд все перетрут! – ответил я бодро словами адмирала Нельсона, который тоже знал, что значит идти по следу врага, когда нет никаких следов, хотя его стихией было море.
Я поднялся на вершину холма, где мы разбили лагерь, чтобы все обдумать. Мы оказались в отчаянном положении, все наши животные были мертвы, даже второй осел, который был самым крепким из всех, пал этой ночью и был съеден, поскольку еды было мало. Люди Стратмура, которые теперь должны были нести поклажу, устали и, по правде сказать, могли удрать, хотя бежать тут было некуда. Даже зулусы впали в уныние и ворчали, что перешли Великую реку и ушли из дома, чтобы сражаться, а не бегать по дикой местности и голодать. Умслопогас не жаловался, он помнил прорицание Гороко, что его ждет великая битва, в которой он завоюет громкую славу.
Ханс, однако, как ни странно, сохранял присутствие духа и был даже весел, по причине, которую он много раз повторял: Великий талисман с нами и поэтому, хоть и случаются неприятности, в итоге все будет хорошо. Впрочем, этот аргумент меня совсем не убеждал…
Однажды вечером в полном одиночестве я стоял среди кустов и пытался понять, куда идти дальше. На много миль вокруг простирались одни и те же заросли и голые холмы. Тут я подумал о карте, которую Зикали нарисовал мне на золе. Я четко вспомнил, что там были эти «аллеи» и холмы, вдалеке лежало огромное болото, а еще дальше – гора. Казалось, что мы на правильном пути к дому Белой королевы, если она вообще существовала. Либо мы просто прошли через страну, похожую на ту, которую он нарисовал.
К тому времени я уже не забивал себе голову вопросами о Белой королеве. Я думал о бедной Инес. То, что она была жива несколько дней назад, мы знали по кусочкам ее платья. Но где она сейчас? Следы похитителей были потеряны на каменистой почве, а их жалкие остатки смыты дождями. Тут даже Ханс почувствовал себя побежденным.
Я беспомощно оглядывался и стоял так до тех пор, пока луч солнца не отразился в грозовом облаке, а потом не упал на белое пятно неподалеку от холмов. Оказалось, что белый известняк случайно обнажился в этом месте. Этот обломок мог служить зна́ком для тех, кто путешествует через море кустарника. Какое-то внутреннее чувство заставило меня отправиться в том направлении, разум подсказывал, что нам совершенно точно надо двигаться именно на восток. Без сомнения, то был результат растерянности и умственного перенапряжения. И я не стал сопротивляться позывам души.
Итак, на следующее утро на рассвете я повернул наш отряд, и отныне мой путь лежал к белым известнякам. Впервые за время нашего путешествия я нарушил прямой маршрут следования.
Капитан Робертсон, чье настроение не улучшилось под влиянием длительной и пугающей тревоги и вдобавок непривычного воздержания от алкоголя, спросил меня почти грубо, на каком основании я изменил курс.
– Знаете, капитан, если бы мы были в море и вы бы сделали нечто подобное, я не задавал бы вопросов, а если бы и задал, то не ожидал от вас ответа. По нашему взаимному согласию командую здесь я, поэтому могу представить те же аргументы.
– Хорошо, – ответил тот. – Полагаю, что вы обдумали свой план, если таковой может вообще существовать в этой забытой богом стране. В любом случае дисциплина есть дисциплина. Итак, идите вперед и не думайте о моих сомнениях.
Другие спутники приняли мое решение без комментариев, большинство из них настолько устали, что их уже не волновало то, каким путем мы пойдем. Кроме того, они всецело мне доверяли.
– Без сомнения, у бааса есть на все свои причины, – сказал Ханс нерешительно. – Хотя следы, которые мы видели в последний раз, ведут прямо к восходящему солнцу, а поскольку местность осталась прежней, я не понимаю, почему эти людоеды должны вернуться.
– Да, – ответил я. – У меня есть свои причины. – Хотя в действительности их не было, а было одно ощущение правильности пути.
Ханс внимательно посмотрел на меня глазами, полными слез, как будто ждал объяснений, но я смотрел на него снисходительно и не удостоил ответом.
– У бааса есть свои причины, – продолжал Ханс, – для того, чтобы вести нас по тому пути, который я считаю неправильным, и искать следы людоедов. Эти причины настолько глубоко спрятаны в его голове, что бедный Ханс не может найти им объяснения. Возможно, причина в том, что он носит Великий талисман. Парни из Стратмура говорят, что не пойдут дальше и хотят умереть здесь. Умслопогас отправился к ним со своим топором сказать, что готов осуществить их желание. Смотри-ка, он убедил их, они быстро возвращаются и снова хотят жить дальше.
Итак, мы пошли к обломкам белого камня, которые никто, кроме меня, не видел и о котором я никому ничего не сказал. На следующий день мы достигли этого места, чтобы обнаружить, как я и ожидал, обнаженный известняк.
К тому времени нам пришлось совсем тяжело, потому что практически никакой пищи не осталось. Боевой дух нашей компании подняться от этого никак не мог. С нагромождения известняка можно было увидеть широкий проход, с которого были видны такие же проходы вокруг, и ничего более.
Капитан Робертсон сидел с каменным лицом на некотором расстоянии от нас и что-то бормотал себе в бороду, что уже вошло у него в привычку. Умслопогас наклонил свой топор и жаловался Небесам, – наверное, люди Стратмура стояли у него перед глазами. Зулусы сидели на корточках, посматривая с недоверием на окружающих, которые завели их в эти дебри, столь непохожие на привычные краали с быками. Гороко, знахарь, советовался со своим «духом», бросая кости и загадывая, сможем ли мы убить какую-нибудь дичь, чтобы пообедать хотя бы завтра. «Дух» был в этом не уверен. Короче говоря, наступил полный мрак, а вселенная и небо выглядели так, словно вот-вот пойдет дождь.