Я был восхищен и одновременно подавлен. Как только я закрыл книгу, я тут же решил хранить молчание об Айше и наших с ней отношениях, поскольку был связан клятвой. И еще я понял, что не имею права уничтожать свой манускрипт – в свете того, что уже было опубликовано. Наступит ли день, когда придется солгать, или нет, знает только судьба.
Я отдал книгу капитану Гуду без комментариев и купил другой экземпляр!
В своих воспоминаниях я не открыл даже и части того, что представляет собой настоящая Айша. Я не смог постичь всей глубины ее натуры, так как она злила и обманывала меня множеством способов. Может быть, в этом есть и моя вина, ведь с нашей первой встречи я чувствовал, что не верю ей, и она платила мне тем же. Хотя, возможно, у нее были свои причины хранить тайну. Конечно, та сторона ее характера, которую она открыла мне, не похожа на ту, какой она обернулась к мистеру Холли, или Лео Винчи, или Калликратесу. Он, кажется, был единственным, кому она открылась всеми своими страстными чувствами.
Она рассказала мне ровно столько, сколько я должен был знать, – и не более!
Аллан Квотермейн Грэнж, Йоркшир
Глава I
Талисман
Я верю в то, что египтяне – очень мудрые люди, гораздо мудрее, чем мы думаем, поскольку за долгие столетия у них было время поразмыслить над многими вещами. Именно они объявили, что каждый человек создан из шести или семи различных элементов, хотя в Библии говорится только о трех. Тело мужчины или женщины, если я правильно понимаю их теорию, всего лишь мешок плоти, который поддерживают эти элементы. А может быть, наше тело и не содержит всего этого, а является лишь домом, в котором они появляются время от времени и очень редко все вместе, хотя один или несколько элементов присутствуют в теле постоянно, чтобы согревать его.
Однако кто я такой, чтобы с моими скудными познаниями обсуждать теории древних египтян? Они своими текстами убеждают меня в том, что человек многолик, и это подтверждается Библией, говорящей о том, что человек – убежище демонов. Что далеко ходить, сами зулусы говорят о том, что их знахари населены «множеством демонов»!
Единственное, в чем я уверен, – это в том, что мы не всегда одни и те же. Разные личности просыпаются в нас при различных обстоятельствах. Иногда в нас господствует та или иная страсть, в другой же ситуации мы вполне оказываемся способны владеть собой… Подчас мы слепо следуем влекущим нас страстям, в иное время мы ненавидим их, и наш дух пробивается сквозь завесу мрака и светит нам, как звезда. То мы готовы убить кого-нибудь, то наполнены святым состраданием даже по отношению к насекомому или змее и готовы прощать, подобно Богу. Наконец мы начинаем сомневаться, а способны ли мы вообще чем-то управлять, если сами настолько управляемы?
Цель этой сентенции – показать, что я, Аллан, практичный и не склонный к рефлексии человек, простой малообразованный охотник и торговец. И мне выпал шанс в какой-то период своей жизни стать участником духовной жизни.
Повторяю, я – простой человек, который пережил в своей жизни тяжелые утраты, иссушившие мою душу, поэтому мои привязанности достаточно сильны, возможно, оттого, что у меня довольно примитивная натура. Ни днем ни ночью я никогда не забываю людей, которых я любил и которые, как я верил, любили меня.
В своем тщеславии мы подчас полагаем, что люди, с которыми мы были близки на земле, по-настоящему заботились о нас. Но иногда нам кажется, что они продолжают заботиться о нас, уйдя в мир иной, – не сумасшествие ли это? Временами, однако, нас одолевают сомнения, потому что мы хотим знать правду. Позади нас – еще большая темнота, чем впереди, независимо от того, живы эти люди или нет.
Всего несколько лет назад эти соображения волновали меня изо дня в день, пока я не захотел узнать обо всем подробно и оставить сомнения в прошлом. Однажды в Дурбане я встретил человека, медиума, которому сообщил о некоторых моих проблемах. Он рассмеялся и сказал, что их можно легко решить. Все, что мне нужно сделать, – это сходить к местному колдуну, который за гинею или две расскажет мне все, что я хочу знать. И хотя мне было очень жаль тратить гинею, которая в тот момент была нужна мне как никогда, я сходил к этому человеку, но о результатах моего визита я умолчу.
Я поговорил со священником, хорошим духовником, но он лишь пожал плечами и отослал меня к Библии, сказав, что я все делаю верно. Я прочел некоторые мистические книги, которые мне рекомендовали. Там было множество слов, которых я не мог понять даже с помощью словаря, и они не продвинули меня вперед, поскольку в них я не нашел ничего, до чего бы не добрался сам. Я даже принимался за Сведенборга
[73] и его последователей, но не получил удовлетворительных результатов.
Несколько месяцев спустя я оказался в стране зулусов, где остановился возле Черного ущелья. Я нанес визит моему старому знакомому, о котором писал ранее, замечательному карлику Зикали, которого называли «Тот, кому не следовало родиться» или «Открыватель дорог» – это более известное его имя у зулусов. Мы поговорили о многих вещах, связанных со страной зулусов, и я встал, чтобы отправиться в свой фургон, потому что никогда не ночую у Черного ущелья, если этого можно избежать.
– Есть что-то еще, что ты хочешь спросить у меня, Макумазан? – спросил карлик, откинув волосы со лба и посмотрев на (я чуть не написал «сквозь») меня.
Я покачал головой.
– Это странно, Макумазан, потому что я вижу нечто у тебя в голове, связанное с духами.
Я вспомнил о проблемах, которые меня тревожили, хотя, по правде говоря, я никогда не думал обсуждать их с Зикали.
– Ага, что-то есть! – воскликнул Зикали, прочитав мои мысли. – Говори, Макумазан, пока у меня есть настроение отвечать. Ты мой старый друг и останешься им до конца. Если я могу помочь тебе, я помогу.
Я набил трубку и снова сел на табурет из красного дерева.
– Тебя называют Открывателем дорог, не так ли, Зикали? – спросил я.
– Да, зулусы всегда называли меня так, еще до того времени, как пришел Чака. Но что такое имя, которое часто ничего не значит?
– Только то, что я собираюсь открыть дорогу, которая проходит через Долину смерти, Зикали.
– О, – засмеялся он, – это очень легко! – И, схватив маленький ассегай, который лежал перед ним, протянул его мне, добавив: – Смело бросай его. Не успею я досчитать до шестидесяти, как дорога будет открыта. Правда, я не могу сказать, увидишь ли ты что-нибудь.