– На каком расстоянии от Пор-де-Пе мы находимся? – спросил первый.
– Напрямик, – ответил второй, не переставая работать челюстями, – около одного лье, а по дороге – по крайней мере три лье.
– Мы, кажется, ушли далеко вперед?
– Может быть, но если бы мы не пришли сюда, то не смогли бы увидеться с тем, кого хотели видеть.
– А ты не боишься какой-нибудь нежелательной встречи так близко от города?
– Это маловероятно, и вот почему: здесь теперь трудно найти добычу. Буканьеры это знают, поэтому они и бросили места, где за целый месяц им не пришлось бы сделать ни одного выстрела.
– Твои слова справедливы, Бирбомоно, – заметил первый незнакомец, – но флибустьеры – не единственные, кого нам следует опасаться.
– О ком же еще вы говорите? – спросил Бирбомоно (это действительно был мажордом доньи Клары). – Признаюсь вам откровенно, я не понимаю.
– О ком же еще я могу говорить, как не о карибах, этих страшных мародерах, еще более свирепых, чем буканьеры.
Бирбомоно громко расхохотался.
– Вы забыли, что за костюм на вас, – сказал он, – правда, карибы – непримиримые враги испанцев, но зато верные и преданные друзья Береговых братьев, и если, не ровен час, эти дикари нападут на наш след, то вместо того, чтобы навредить, они, напротив, будут готовы нам служить.
– Очень может быть, – с сомнением в голосе ответил собеседник Бирбомоно, – однако, признаюсь, я уже сожалею о нашей вылазке, хотя мы не одни и полтораста человек, оставленных мной в лесу, придут нам на помощь по первому сигналу.
– Вы знаете мое мнение о ваших людях, – презрительно заметил Бирбомоно, – мы видели их в деле. Я больше полагаюсь на себя, чем на них.
– Однако время проходит, а его все нет, Бирбомоно!
– Придет, имейте терпение.
– Вы уверены, что придет?
– Судите сами. Вы знаете, что моя госпожа оставила дом, в котором скрывалась столько лет, и решила поселиться в Пор-де-Пе. Там, следуя моему совету, она, чтобы не возбуждать лишних подозрений, открыла гостиницу, где останавливаются самые знаменитые предводители флибустьеров.
– Я знаю все это, но не понимаю, как Береговые братья, такие хитрецы, не узнали в ней испанку.
– Флибустьеры не так подозрительны, как вы думаете. Кроме того, мы прибыли на голландском судне, будто бы из Европы. Мы выдали себя за фламандцев. Все наши бумаги были в порядке. Ничего подозрительного.
– Действительно, ничего. А на кастильском наречии говорят во всей Фландрии, принадлежащей испанскому королю.
– Да и какое опасение может внушать людям, не боящимся ничего на свете, немолодая женщина, сопровождаемая только одним слугой? Напротив, нас приняли очень дружелюбно и помогли нам открыть гостиницу.
– Да, флибустьеры любят, когда у них селятся иностранцы.
– Таким образом они получают оседлое население, честное и трудолюбивое. Таким образом они надеются улучшить свое общество.
– Продолжай, эти сведения драгоценны.
– Мне нечего прибавить, кроме того, что Франкер, как зовут этого человека Береговые братья, поселился в нашей гостинице, и я передал ему письмо, пересланное вами.
– Что он сказал, получив его?
– Он смутился, побледнел, потом отрывисто бросил: «Хорошо, я приду».
– Он сдержит слово… Счастлива ли твоя госпожа?
– Насколько может быть счастлива несчастная женщина. Вы ведь знаете, что я довольно наблюдателен.
– Ну и что же ты заметил?
– Странное обстоятельство. Донья Клара, обычно такая грустная и молчаливая, по целым неделям не произносящая ни слова, выказывает к этому молодому человеку необыкновенную привязанность.
– Что ты такое говоришь, Бирбомоно?
– Правду, ваше сиятельство. Когда она видит Франкера, лицо ее проясняется, глаза блестят. Когда он заговаривает с ней, звук его голоса заставляет ее вздрагивать. Если иногда он садится в общей зале, она следует за ним взглядом, ловит каждое его движение, а когда он уходит, вздыхает и печально опускает голову. Она сама убирает его комнату, чинит белье и никому не желает уступать эту обязанность. Ей нравится заботиться о том, чтобы молодой человек ни в чем не испытывал недостатка… Не находите ли вы, что все это очень странно?
– Ты не спросил ее, в чем дело?
– Один только раз, но она прервала меня с первого слова, приложила палец к губам и с ангельской улыбкой сказала голосом таким кротким, что я готов был расплакаться: «Бирбомоно, мой верный друг, позволь мне обманываться. Я люблю этого молодого человека, как мать. Вероятно, Господь свел меня с ним для того, чтобы утешить в моем горе». Что я мог сказать? Я замолчал.
– Да-да, тут виден перст Божий, – прошептал собеседник Бирбомоно, отирая рукой выступивший на лбу пот, – да будет на все Его воля… А что об этом думает молодой человек?
– Я полагаю, он ничего не думает, по той причине, что он этого даже не замечает. Его характер не имеет ничего общего с характером его товарищей. Он угрюм, сдержан, не играет, не пьет и, по-видимому, не заводит романов с местными красотками. Я вот спрашиваю себя: что такой человек может делать среди флибустьеров?
– Но у него, по крайней мере, есть друзья?
– Только двое: Пьер Легран и Филипп д’Ожерон. Но они давно в экспедиции, и он живет один.
– Монбар его знает?
– Не думаю. Когда мы приехали в Пор-де-Пе, Монбара не было уже с месяц, и он пока не вернулся.
– Все равно, Бирбомоно, продолжай, как я тебя просил, наблюдать за этим странным молодым человеком. У меня на это имеются серьезные причины, о которых ты со временем узнаешь.
– Для меня достаточно вашего приказания, остальное меня не касается… Но я слышу шум, – внезапно прибавил Бирбомоно, вставая, – это, должно быть, он.
– Узнай, друг мой, и, если это он, приведи его сюда.
Мажордом исчез в высокой траве. Не успел он сделать и десятка шагов, как увидел человека, спешившего ему навстречу. Это был флибустьер Франкер.
– Я опоздал, Бирбомоно? – спросил он, вытирая носовым платком пот, струившийся по его лицу.
– Нет, – ответил мажордом, – только восемь часов, а свидание назначено, кажется, на половину девятого.
– Это правда. Тем лучше, я не хотел бы заставлять себя ждать. Где человек, который пригласил меня сюда?
– Пожалуйте за мной. Он вас ждет.
– Показывай дорогу. Мне хочется поскорее увидеть его.
Издали заметив буканьера, Франкер разочарованно вскрикнул, остановился и, повернувшись к Бирбомоно, спросил: