План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Алан Кларк cтр.№ 104

Еще у него имелась склонность слишком безоглядно полагаться на военное уравнение «пространство равно времени». В глубине души он уже был убежден, что ведет оборонительную войну. В декабре 1943 года, почти за год до того, как это стало лейтмотивом выступлений Геббельса, Гитлер сказал Манштейну, что коалиция развалится в результате внутренних трений. Стратегической целью Гитлера было создать условия, при которых коалиция лишится уверенности в достижении единства между отдельными участниками. Тогда можно понять его решимость заставить союзников сражаться за каждую пядь – даже там, где это противоречит чисто военным принципам. Однако, преследуя эту цель, Гитлер не был всегда последователен. Ибо подобно тому, как в 1944 году, считая американцев слабейшим звеном в коалиции, он обнажил Восточный фронт, чтобы громить их в Арденнском наступлении, так и в 1943 году он был готов разредить фронт на Востоке, чтобы сосредоточить достаточно сил на Западе и сбросить их в море. Но когда Гудериан, согласный в принципе с этой стратегией, пытался убедить Гитлера, что это можно безопасно выполнить только при условии, что вначале Восточный фронт будет намеренно сокращен в длине, а не только в силах, Гитлер не стал его и слушать.

Это вызывает тем больше удивления, если вспомнить, что из всех генералов Гитлер больше всех уважал Гудериана и дольше всех доверял ему. Гудериан описывал, как они вдвоем завтракали в начале января 1944 года:

«…За маленьким круглым столом в темноватой комнате мы были одни… Только его овчарка Блонди лежала там. Гитлер время от времени давал ей кусочки черствого хлеба. Линге, слуга, который подавал нам, молча входил и выходил. Это был редкий случай, когда можно было подступиться к фюреру, а может быть, и решить щекотливые вопросы…»

Но когда Гудериан попытался убедить Гитлера, что следует разрешить немедленное начало работ на линии мощных укреплений в Польше, он понял, что «расшевелил гнездо шершней». Гитлер вначале заявил, что является «величайшим строителем фортификаций всех времен», а затем стал утверждать, что железнодорожная система не справится с перевозкой материалов, требующихся для таких работ, помимо текущего обеспечения нужд фронта. «И, как обычно, он стал сыпать точной статистикой, которую его слушатель в этот момент не был в состоянии опровергнуть». Гудериан, со свойственной ему откровенностью, объяснил, что думает организовать линию гораздо дальше на западе, по Бугу и Неману, и поскольку железнодорожные пробки начинаются только к востоку от Брест-Литовска, это возражение Гитлера сюда не относится.

Поскольку речь шла о планомерном отступлении на 200–300 миль, нечего и удивляться, что Гитлер даже не стал его слушать. Но затем генерал-инспектор начал упорно обсуждать вопрос, который поднимал каждый старший офицер, которому посчастливилось оказаться наедине с фюрером, а именно о назначении генералиссимуса, который бы нес «полную ответственность» на Востоке. Гитлер возразил обычным аргументом, что это было бы оскорблением для Геринга, что он не может обойтись без Кейтеля и так далее. Ни один из них не мог выйти в открытую со своими мотивами: Гудериан – сказав, что он считает руководство Гитлера катастрофически некомпетентным, Гитлер – что он недостаточно доверяет армии, чтобы предоставить ей самостоятельность.

В результате оба расстались, ничего не добившись, и, может быть, их отношения стали слегка хуже – однако не настолько, как можно представить, если бы только Гитлер мог знать, что Гудериан уже делал попытки поднять «вопрос о руководстве» с двумя главарями в собственном кругу Гитлера.

Геббельс, за которого Гудериан взялся немедленно после провала «Цитадели», «признал, что проблема весьма щекотливая, но тем не менее обещал сделать, что сможет, в подходящее время». (На самом деле он и не думал что-либо делать.) Гудериан говорил и с Гиммлером, который оставил впечатление «непроницаемой уклончивости». (Фактически, как уже было показано и будет проиллюстрировано далее, Гиммлер соглашался с Гудерианом, но предпочитал действовать собственными способами.)

Но из всех них Йодль был просто «убийствен»: выслушав, он без всяких комментариев просто сказал: «А у вас есть на примете верховный командующий лучше Адольфа Гитлера?»

После недолгой передышки в середине декабря Ватутин, Конев и Малиновский возобновили давление на немцев, и Манштейн, резервы которого были распылены, начал ощущать трудности в сохранении целостности фронта. Германская линия была так растянута, что советские танки, пробив ее в одном месте, могли беспрепятственно «гулять» в тылу противника. В русском источнике рассказывается о взятии Пятихатки:

«Все тут выглядело как гараж. Машины всех марок и моделей стояли тесными шеренгами на улицах, во дворах и вишневых садах. Они происходили из всех европейских стран. От больших семитонных «демагов», способных вместить в себя целую ремонтную мастерскую, до маленьких трехколесных «рено», от роскошных «хорьхов» до старых «ситроенов». Все были закамуфлированы. В переулках стояли длинные ряды грузовиков, груженных мукой, солью, боеприпасами, танками, горючим. Перед элеватором загружали состав, готовый к отправке. На машинах были написаны пункты назначения: Кельн, Тильзит, Кенигсберг».

Для Манштейна теперь было необходимо выйти из излучины Днепра и отступить по меньшей мере на рубеж украинского Буга. Но его подвижные резервы были истощены, и после того, как германский фронт начал расчленяться, произошел ряд губительных боев на окружение, на исход которых Манштейн был бессилен повлиять.

Наибольший котел образовался в районе Ковеля – Корсуня на нижнем течении Днепра, в который попали СС «Викинг» и остатки 7 других дивизий. Используя танки, Манштейну удалось пробить коридор к окруженным войскам, но сохранить его открытым можно было всего несколько часов. Леон Дегрелль, бельгиец из бригады «Валлония», описывал эти события так:

«В этой бешеной гонке машины опрокидывались, выбрасывая на землю раненых людей. Волна советских танков обогнала первые машины и захватила более половины конвоя; эта волна катилась по повозкам, уничтожая их одну за другой на наших глазах, как спичечные коробки, давя раненых людей и умирающих лошадей… У нас была минутная передышка, пока танки застряли и пытались выбраться из груды сотен грузовиков, раздавленных их гусеницами».

На протяжении 6 миль колонна продвигалась на юго-восток под непрерывным обстрелом, влача свой раненый хвост, от которого не отставали русские танки. Затем немцев остановила река шириной 8 и глубиной 2 метра. Уцелевшие артиллерийские расчеты первыми бросились в воду с плававшими льдинами. Берега реки были крутые, лошади тонули. Затем в воду стали бросаться люди, надеясь переплыть реку. Но едва они выбирались на другой берег, как сразу превращались в глыбы льда с примерзшей к телу одеждой. Некоторые падали замертво. Большинство солдат решали плыть без одежды. Они пытались перебросить свои вещи через реку, но часто их одежда попадала в поток. Вскоре сотни солдат, совершенно голые и красные как раки, стали заполнять берег. Многие солдаты не умели плавать. Близкие к безумию от приближения русских танков, спускавшихся по скату, стреляя по ним, они тоже бросались в ледяную воду. Некоторые спаслись от смерти, держась за деревья, которые успели срубить, но сотни – утонули. Под огнем танков тысячи и тысячи полуодетых солдат, с которых стекала ледяная вода, бежали по снегу к далеким домам Лисянки.