Несостоявшиеся столицы Руси. Новгород. Тверь. Смоленск. Москва - читать онлайн книгу. Автор: Николай Кленов cтр.№ 20

Ушла в прошлое где-то после Брестской унии 1594 г. и былая веротерпимость ВКЛ. Новую метлу смоляне почувствовали быстро и в полном объеме: с 1623 г. на территории смоленского палатината (включавшего, кроме собственно Города, еще и Дорогобуж, Белую, Стародуб и Почеп) было разрешено строить лишь католические и униатские храмы. Легализация Православия в 1632 г. не коснулась Смоленска, оставшегося под управлением униатского архиепископа, что приводило к столкновениям на религиозной почве и бегству православных через фаницу [Floria В. Uniina Tserkva na Smolenshchyni v 20–30 rokiv XVII stolittia. Kovcheh. Naukovy zbirnyik iz tserkovnoi istorii, 2000. № 2, Lviv. P. 85–98].

Поэтому нет ничего удивительного в том, что первый этап Смоленской войны 1632–1633 гг., выпавший на период «бескрулевья» в РП после смерти Сигизмунда III Вазы, завершился довольно серьезным успехом России. Несмотря на сорванные (из-за набега крымского хана Джанибек-Гирея и организационной неразберихи) планы стратегического развертывания, в октябре — декабре 1632 г. русскими войсками были заняты Кричев, Серпейск, Дорогобуж, Белая, Рославль, Трубчевск, Стародуб, Почеп, Новгород-Северский, Батурин, Невель, Себеж, Красный и некоторые другие города. На фоне безуспешных осад начала XVI в. — серьезный успех.

Однако под Смоленском этот успех превратился в провал. Разбирая ход очередной (на этот раз восьмимесячной) эпопеи, нужно отметить, что в данном случае ключевую роль в развитии событий сыграла слабая активность осаждающих, обступивших город 17 сентября 1632 г.: лишь в ночь на Рождество Христово русские «стали в первый раз пробовать счастья»; только в марте 1633 г. из Москвы доставили осадную артиллерию и начали бомбардировку города (зато после этого, согласно запискам находившегося в осажденном городе иезуита Яна Велевицкого, «в продолжение одного дня было бросаемо в крепость около 3500 неприятельских бомб»); регулярно случались перебои с подвозом припасов и «зелья»-пороха. Однако сказанное не означает, что есть основания подозревать смолян в ненадлежащем исполнении своей присяги: записки упомянутого Велевицкого, донесения Шеина, материалы расследования по его делу [ААЭ. Т. 3, № 251. С. 382] никаких оснований для этого не дают. Твердая оборона стала традицией Смоленска, и на этот раз неблокирующая армия новоизбранного короля Владислава успела сказать своё веское слово.

В 1654 г. ожидать подхода королевской армии было трудно. Вооруженные силы Короны были заняты войной с Хмельницким, и наступающим «за неправды и клятвопреступления… польского короля» на широком фронте армиям Алексея I Тишайшего (ха!) противостояли лишь войска собственно ВКЛ.

На этот раз наступление русских было организовано заметно лучше, осадная артиллерия не отставала в пути на долгие месяцы, а полтора десятка полков «нового строя» представляли собой уже определенную силу.

И снова, как и в войну 1632–1633 гг. окрестности Смоленска не оказали серьезного сопротивления наступающим русским армиям. Как только «…Вязьмичи, охочие люди дворцовых сел, подошли к Дорогобужу, Дорогобужский наместник и Шляхта, Польские и Литовские люди, убоясь, побежали в Смоленск, а Дорогобужские посадские люди добили государю челом и город Дорогобуж сдали без боя и без промысла» [Дворцовые разряды, т. III].

Очень скоро московскому государю «добили челом» Рославль и Белая, прикрывающие южный и северный «фланги» Смоленска. Наконец, «месяца июня в 28 день пришел Государь под Смоленск на стан на Богданову околицу», а 29 июня Алексей Михайлович получил известие о том, что командующий Северной армией Шереметев после небольшого боя в предместьях взял Полоцк, одну из крупнейших крепостей на восточной границе ВКЛ. А после взятия Мстиславля и Орши, после поражения уже упомянутого Януша Радзивилла под Шепелевичами, после того, как «могилевцы всех чинов люди встречали честно, со святыми иконами и пустили в город» русские войска, — после всего этого Смоленск оказался в глубоком русском тылу.

При этом и в самом Смоленске не все было ладно, о чем свидетельствуют замечательные документы: 1) инвентарь города Смоленска и Смоленского воеводства 1654 г.; 2) список лиц, осажденных царем Алексеем Михайловичем в Смоленске; 3) сеймовый декрет 1658 г. по обвинению смоленского воеводы Филиппа Обуховича в сдаче Смоленска московским войскам [Археогр. сб. док. отн. к истории Сев. — Зап. Руси. Т. XIV. Вильно, 1904]. Сын смоленского воеводы, пытаясь очистить имя своего отца от несправедливых обвинений, указывал на то, что крепость сильно пострадала во время осады ее Сигизмундом в 1609–1611 и Шейным в 1633–1634 гг., из 38 башен в целости осталось 10 и даже на Королевском дворе «сгнили въездные ворота во двор, который не имел уже никакой ограды». В довершение всех бед выдачи жалованья на пехоту не было в течение 16 лет, не хватало пороха, а некоторые представители новой смоленской шляхты, включая хорунжего смоленского Яна Храповицкого, просто сбежали из города, для защиты которого они получали доходы со своих поместий. Тем большего уважения достойны люди, в совершенно безнадежной ситуации принявшие решение обороняться. Это и сам Филипп Обухович, и полковник Корф, и смоленский подсудок Станислав Униховский, и земский писарь Александр Парчевский, и Ян Вильгельм Рачинский с Козаривова, и Захарий Парега из Присмары, и Самуил Бакановский из Баканова, и инженер Боноллиг, и многие другие польские шляхтичи, получившие владения на Смоленщине.

Эти люди поддержали местную традицию разных поколений и разных народов, стали стержнем очередной героической обороны Смоленска во время штурма 15–16 августа. В этот день, по словам царственного наблюдателя, «…наши ратные люди зело храбро приступали и на башню, и на стену взошли, и бой был великий; и по грехам, под башню Польские люди подкатили порох, и наши ратные люди сошли со стен многие, а иных порохом опалило; Литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек да ранено с тысячу».

Сын Обуховича добавляет к кратким описаниям царя и разрядов яркие картины тяжелого, яростного боя, когда даже мещане смоленские и их жены крепко бились, поливая осаждающих кипятком, сбрасывая на врагов камни и даже ульи с пчелами. Однако даже после отбитого штурма надежды уже не было. Да к тому же играла свою роль разумная умеренность московского правителя, выдавшего в ходе завязавшихся после штурма переговоров по перемирию для уборки трупов любопытную грамоту:

«…пожаловали есьми города Смоленска судью Галимонта и шляхту, и мещан, и казаков, и пушкарей, и пехоту, которые били челом нам на вечную службу и веру дали и видели наши Царские пресветлые очи, велели их ведать и оберегать от всяких обид и расправу меж ими чинить судье Галимонту… Также мы, Великий Государь, пожаловал есьми его, судью Галимонта и шляхту, прежними их маетностями велел им владеть по прежнему. А как мы, Великий Государь, за милостью Божьею войдем в город Смоленск, пожалуем и велим им дать каждому особно их маетности, и с нашей Царского Величества жалованной грамоты по их привилегиям, кто чем владел, а мещан, и казаков та пушкарей, за которыми земли потомуж жалуем, велим дать ваши жалованные грамоты; а пехоту мы Великий Государь пожалуем нашим Царского Величества жалованьем» [Мурзакевич. История г. Смоленск. Изд. 1903 г. С. 34, № 11].