"Юнкерс-87". Stuka в бою - читать онлайн книгу. Автор: Александр Клинге cтр.№ 32

В середине августа наступление на Ленинград возобновилось. После тяжелых боев, в которых "Штуки" сыграли значительную роль, Лужский рубеж оказался прорван. В конце августа пикировщики, помимо поддержки наземных войск, принимали участие в ударах по Балтийскому флоту, отходившему из Таллина. В ходе печально знаменитого "Таллинского перехода" погибло около 100 военных и гражданских кораблей и судов. Сколько из них на счету "Штук", установить сложно.

В начале сентября немецкие танкисты уже рвались к пригородам Ленинграда. К этому моменту в составе 8-го авиакорпуса насчитывалось около 60 боеготовых Ju-87. Действия пикировщиков в этой операции после войны описывал Пауль Карель:

"Шаг за шагом 118-му пехотному полку 36-й моторизованной пехотной дивизии приходилось прокладывать себе путь вперед. Вся корпусная артиллерия, равно как и 73-й артиллерийский полк 1-й танковой дивизии утюжили советские позиции, но русские укрепления были сработаны на славу и столь же тщательно замаскированы.

"Нам нужны "Штуки", — радировал командир 1-го батальона дивизии, прижатого к земле противником. Генерал-лейтенант Оттенбахер отзвонил в 41-й танковый корпус. Из 4-й танковой группы в командование 1-го воздушного флота с офицером связи отправился срочный запрос. Через полчаса эскадрилья Ju-87 из состава 8-го авиакорпуса Рихтхофена, ревя двигателями, появилась над участком наступления 118-го пехотного полка. Бомбардировщики спикировали почти вертикально и с душераздирающим воем принялись сбрасывать бомбы на советские доты, пулеметные точки и позиции пехотной артиллерии. Взметнулись в небо языки пламени. Повалил дым, поднялись клубы пыли, создавая плотную завесу вокруг уцелевших укреппунктов. (…)

То был потрясающий спектакль. Над головами продолжавших продвижение солдат на созданном батальоном плацдарме завывали пикировщики "Штука" из 8-го воздушного корпуса. Они круто планировали и точно сбрасывали свои сеявшие смерть и разрушение грузы всего в 200 или 300 метрах перед головными танками батальона прямо на русские доты, дзоты, блиндажи, танковые ловушки и противотанковые пушки.

Офицеры связи Люфтваффе находились в танках и бронемашинах, впереди, а также рядом с командиром батальона бронетранспортеров. Офицер наведения Люфтваффе сидел за башней танка № 611 лейтенанта Штове, осуществляя радиосвязь с бомбардировщиками "Штука". Большой флаг вермахта на корме танка указывал на то, что машина "управляет действиями бомбардировщиков". В грохоте боя лейтенант Люфтваффе направлял "Юнкерсы" с помощью ларингофона".

4 сентября пикировщики бомбили железнодорожный мост через Неву и позиции советских войск в районе Шлиссельбурга, расчищая танковым подразделениям дорогу к Ладоге.

В решающий момент штурма Ленинграда в бой достаточно эффективно вмешались орудия кораблей Балтийского флота. Крейсера и линкоры вели достаточно меткий огонь, не раз срывавший немецкие атаки. В связи с этим "Штуки" из 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков под командованием Динорта вынуждены были переключиться на удары по Кронштадту — основной базе флота. Сложность этой задачи заключалась в том, что на острове находилось большое число зенитных батарей, которые серьезно осложняли попытки немцев разобраться с советскими кораблями.

16 сентября три десятка "Штук" совершили первый налет на Кронштадт. Их целью стал линейный корабль "Марат". Густая облачность над Кронштадтом позволила "Штукам" подойти к цели сравнительно беспрепятственно. Атака пикировщиков оказалась неожиданной, и корабль получил одно прямое попадание и несколько близких разрывов. Однако 500-килограммовая бомба была не в состоянии нанести бронированному линкору значительные повреждения. Немецким пилотам пришлось дожидаться прибытия 1000-килограммовых бомб, более эффективных против крупных кораблей. Тем временем погода над Финским заливом улучшилась, и вылеты против Кронштадта стали крайне опасными. Молодой пилот Ганс-Ульрих Рудель, принимавший в них участие, вспоминал:

"Ни на каком другом театре военных действий я не видел ничего похожего. По оценкам нашей разведки, сотни зенитных пушек сконцентрированы на территории в 10 кв. км в районе цели. Разрывы снарядов образуют целые облака. Мы слышим не отдельные разрывы, а беспрестанно бушующий звук, как гром аплодисментов в судный день. Зоны плотного огня начинаются, как только мы пересекаем прибрежную полосу, которая все еще находится в руках у русских. Затем идут Ораниенбаум и Петергоф, их гавани сильно защищены. На открытой воде полно понтонов, барж, лодок и мелких судов, все они напичканы зенитными средствами. Для размещения своих зениток русские используют все пригодные для этого места. Например, для защиты от наших подводных лодок устье Ленинградской гавани закрыто гигантскими стальными сетями, концы которых закреплены на бетонных блоках, возвышающихся над поверхностью воды. Зенитные пушки стреляют в нас даже с этих блоков.

Еще через десять километров мы видим остров Кронштадт с его огромной военно-морской гаванью и город с тем же названием. И гавань, и город хорошо укреплены, и, помимо этого, на якорях в гавани и рядом с ней стоит весь русский Балтийский флот. И он также ведет по нам огонь. Мы летим на высоте между 3–4 км, это очень низко, но кроме всего прочего мы ведь хотим во что-то попасть? Пикируя на суда, мы используем воздушные тормоза, для того чтобы замедлить скорость. Это дает нам больше времени, чтобы обнаружить цель и скорректировать прицеливание. Чем тщательнее мы целимся, тем лучше результаты атаки, а все зависит от них. Но, уменьшая скорость пикирования, мы упрощаем задачу зениткам, особенно когда мы не можем подниматься достаточно быстро после атаки. Но в отличие от других самолетов, идущих сзади, мы обычно не пытаемся набрать высоту после пикирования. Мы используем другую тактику и выходим их пикирования на низкой высоте у самой воды. Затем нам приходится совершать обширные маневры уклонения над занятой противником прибрежной полосой. Только после того, как мы оставили ее за собой, можно снова вздохнуть свободно".

19 сентября пикировщики вновь наносили массированные удары по району Шлиссельбурга. В этот день от огня зенитной артиллерии был потерян один Ju-87 из 3-й группы 2-й эскадры, еще один был серьезно поврежден.

Несмотря на сложные условия, вскоре 2-й группе пикирующих бомбардировщиков удалось достичь успеха. Героем дня стал Рудель, который благодаря своей успешной атаке против "Марата" в одночасье стал знаменитым и впоследствии заработал титул лучшего пилота Третьего рейха. Сам он в написанных после войны воспоминаниях рассказывал об этом событии:

"21 сентября на наш аэродром прибывают тонные бомбы. На следующее утро разведка сообщает, что "Марат" стоит у причала Кронштадтской гавани. Очевидно, они устраняют повреждения, полученные во время нашей атаки 16-го числа. Вот оно! Пришел день, когда я докажу свою способность летать! От разведчиков я получаю всю необходимую информацию о ветре и всем прочем. Затем я становлюсь глухим ко всему, что меня окружает. Если я долечу до цели, я не промахнусь! Я должен попасть! Мы взлетаем, поглощенные мыслями об атаке, под нами — тонные бомбы, которые должны сделать сегодня всю работу.

Ярко-синее небо, ни облачка. То же самое — над морем. Над узкой прибрежной полосой нас атакуют русские истребители, но они не могут помешать нам дойти до цели. Мы летим на высоте 3 км, огонь зениток смертоносен. С такой интенсивностью стрельбы можно ожидать попадания в любой момент. Дорль, Штеен и я держимся на курсе. Мы говорим себе, что иван не стреляет по отдельным самолетам, он просто насыщает разрывами небо на определенной высоте. Другие пилоты полагают, что, меняя высоту и курс, они затрудняют работу зенитчиков. Один самолет даже сбросил бомбу за несколько минут до подхода к цели. Но наши два штабных самолета с синими носами идут прямо сквозь строй. Дикая неразбериха в воздухе над Кронштадтом, опасность столкновения велика. Мы все еще в нескольких милях от нашей цели, впереди я уже вижу "Марат", стоящий у причала в гавани. Орудия стреляют, рвутся снаряды, разрывы образуют маленькие кудрявые облачка, которые резвятся вокруг нас. Если бы все это не было так убийственно серьезно, можно было бы даже подумать, что это воздушный карнавал. Я смотрю вниз, на "Марат". За ним стоит крейсер "Киров". Или это "Максим Горький"? Эти корабли еще не участвовали в обстрелах. То же самое было и в прошлый раз. Они не открывают по нам огонь до тех пор, пока мы не начинаем пикировать. Никогда наш полет сквозь заградительный огонь не казался таким медленным и неприятным. Будет ли Штеен пользоваться сегодня воздушными тормозами или, столкнувшись с таким огнем, не будет их выпускать? Вот он входит в пике. Тормоза в выпущенном положении. Я следую за ним, бросая последний взгляд в его кабину. Его мрачное лицо сосредоточено. Мы идем вниз вместе. Угол пикирования должен быть около 70–80 градусов, я уже поймал "Марат" в прицел. Мы мчимся прямо к нему, постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия направлены прямо на нас. Сейчас ничего не имеет значения, только наша цель, наше задание. Если мы достигнем цели, это спасет наших братьев по оружию на земле от этой бойни. Но что случилось? Самолет Штеена вдруг оставляет меня далеко позади. Он пикирует гораздо быстрее. Может быть, он убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я делаю то же самое. Я мчусь вдогонку за его самолетом. Я прямо у него на хвосте, двигаюсь гораздо быстрее и не могу погасить скорость. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Лемана, бортового стрелка у Штеена. Каждую секунду он ожидает, что я срежу хвост их самолета своим пропеллером и протараню их. Я увеличиваю угол пикирования. Теперь он наверняка почти 90 градусов. Я чудом проскакиваю мимо самолета Штеена буквально на волосок. Предвещает ли это успех? Корабль точно в центре прицела. Мой Ju-87 держится на курсе стабильно, он не шелохнется ни на сантиметр. У меня возникает чувство, что промахнуться невозможно. Затем прямо перед собой я вижу "Марат". Матросы бегут по палубе, тащат боеприпасы. Я нажимаю на переключатель бомбосбрасывателя и тяну ручку на себя со всей силы. Смогу ли я еще выйти из пикирования? Я сомневаюсь в этом, потому что я пикирую без тормозов и высота, на которой я сбросил бомбу, не превышала 300 метров. Во время инструктажа командир сказал, что тонная бомба должна быть сброшена с высоты одного километра, поскольку именно на такую высоту полетят осколки и сброс бомбы на меньшей высоте означал бы возможную потерю самолета. Но сейчас я напрочь забыл это — я собираюсь поразить "Марат". Я тяну ручку на себя со всей силы. Ускорение слишком велико. Я ничего не вижу, перед глазами все чернеет, ощущение, которое я никогда не испытывал прежде. Я должен выйти из пикирования, если вообще это можно сделать. Зрение еще не вернулось ко мне полностью, когда я слышу возглас Шарновски "Взрыв!".