Потом, как бы обезумев, он утерял чувство меры возможного. Он даже потерял точное представление о характере той военной силы, которую он сам создал. Он был захвачен и раздавлен теми великими событиями, теми мировыми силами, которые он сам разбудил, вызвал к жизни и сплотил против себя. В течении своих войн он совершил огромные ошибки, которые все объясняются тем, что люди, подобные ему, неспособны примириться с неуспехом, чтобы этой ценой избежать катастрофы. Гитлер не первый пример этого положения. Таким же точно был до него Наполеон.
Военное дарование Гитлера является необходимым элементом для понимания событий. Гитлер не мог избегнуть войны, так как он носил в себе роковой дар войны. Только в ней одной он искал и мог найти осуществление, разрешение и успокоение своего я. Он чувствовал себя рожденным для командования армиями. «Я не для того создал наш военный аппарат, — говорил он (документ 1915 Р.S.), — чтобы оставить его без употребления». Он принадлежал к трагической, но вероятно неизбежной породе мировых палачей. Ему расточают проклятия. Быть может достаточно сказать, что он был великим полководцем — этим сказано все.
Как он рассматривал сам себя?
Среди материалов Нюрнбергского процесса находятся протоколы двух совещаний Гитлера с его главными военачальниками, один от 22 апреля 1939 года (документ 798 Р.S.), другой от 23 ноября того же года (документ 789 Р.S.).
В этих двух совещаниях Гитлер раскрыл себя.
«В сущности, — говорит он 22 апреля, — все покоится на мне; все зависит от моего существования. Вероятно никто и никогда не будет в такой степени, как я, пользоваться доверием германского народа. Вероятно никогда в будущем не будет человека, располагающего такой властью, как я. Вот почему мое существование является политическим фактором наибольшего значения. Но я могу быть устранен в каждый момент каким-нибудь сумасшедшим или идиотом».
Второе совещание было выговором, вернее «разносом». Гитлер не мог сдержать своего раздражения и гнева против тех, кто недостаточно доверял ему. Здесь он вынужден был подробнее говорить о самом себе.
«Цель этой конференции, — начал он, — дать вам понятие о моем мире идей и высказать вам мои желания. Когда в 1919 году я начал мою политическую работу, моя твердая вера в конечный успех была основана на внимательном наблюдении событий и изучении их последовательности. Поэтому я никогда не терял веры, несмотря на ряд неудач, выпавших на мою долю. Провидению принадлежало последнее слово, и оно привело меня к успеху. Помимо всего, я имел ясное представление о развертывании исторических событий и достаточно воли для принятия суровых решений. Меня никогда не покидала уверенность в достижении мною цели.
Когда в 1933 году я пришел к власти, передо мной раскрывался период трудной борьбы. Мне предстояло все реорганизовать, начиная с народных масс и продолжая армией. Одновременно я предпринял освобождение Германии от ее цепей. Я вышел из Лиги Наций и отверг конференцию по разоружению. Это было не легкое решение. Число тех, кто предсказывал, что это повлечет за собою новую оккупацию Рейнской области французами, — было велико, а число тех, что верило в меня — ничтожно.
Затем пришло решение о восстановлении военной мощи Германии.
Снова было много пророчеств о катастрофе и мало верующих. Тем не менее я сохранил и вооружил Рейнскую область, что в условиях того Бремени считалось невозможным».
Перечень достижений продолжается, и заключение повторяется как магическое заклинание: «Я хотел, мне не верили, но я был прав». Главной претензией Гитлера была непогрешимость.
Он продолжал:
«Среди благоприятных факторов настоящего положения я должен упомянуть собственную особу и квалифицировать ее при всей скромности так: я — незаменим. Ни военный, ни штатский не могут меня заменить. Я знаю свои способности и свою силу воли. Я не кончу войны, пока не сокрушу противника. Я не принимаю компромиссов. Я буду наносить удары и не капитулирую. Судьба Райха зависит от меня и только от меня».
Эти последние слова как нельзя лучше обрисовывают Гитлера. В его мрачном мозгу, полном страшных абстракций, рождались картины фатальной борьбы между великими силами и великими страстями, оспаривающими власть над миром. И он считал одного себя способным провести Германию через испытания, которые ее ожидали.
«Фюрер, — говорит Геринг, — часто говорил о неизбежной войне между национал-социализмом и большевизмом. Иногда он допускал, что этот конфликт может быть отложен еще на годы и признавал, что он мог бы за этот промежуток времени получить существенные выгоды для Германии мирным путем. Но чаще он говорил иное: «Нужно, чтобы эта война разразилась еще при моей жизни».
Гитлер был суеверен: «Хотя он это и отрицал, — говорит Кайтель, — однако все замечали, что он верит старой немецкой поговорке: «Что предпримешь в пятницу — не продержится и недели». Еще больше верил он своему гороскопу. Звезды и линии руки в полном согласии предвещали ему блестящую удачу, головокружительный взлет, но карьера его преждевременно обрывалась. Из этого он заключил, что, умрет молодым и это не давало ему покоя.
Пророки обычно должны платить за свои пророчества. Профессия предсказателей была Гитлером запрещена в Германии и пророки, которые упорствовали в своем ремесле, отправлялись в концлагеря. Но эти строгости не могли рассеять в уме Гитлера впечатление, произведенное на него его гороскопом. Он был уверен, что время, отпущенное ему судьбой для выполнения его гигантских задач, было очень ограничено.
Кроме того, недостаточно, чтобы война разразилась при его жизни, надо, чтобы она пришла раньше, чем он состарится.
Он достиг власти в 44 года. Внутренняя реорганизация Германии поглотила добрых шесть лет из того короткого срока, который был ему отпущен судьбой. Ему предстояло еще дать Германии необходимый «жизненный простор», а германскому народу — господство над миром. Он был совершенно уверен, что эти цели могут быть достигнуты только силой. Итак, в свои 60 лет он стоял на пороге карьеры полководца и завоевателя, которую Карл XII начал в 17 лет, Александр Македонский в 20, а Фридрих II и Наполеон в 26.
Время пришпоривало диктатора. Нюрнбергские документы содержат несколько указаний, подтверждающих боязнь Гитлера упустить время. 5 ноября 1937 года, когда он изложил своим генералам обширный план агрессии, о котором будет речь впереди, он сказал им: «Надо принять в соображение одну вещь: надо считаться с тем, что партия и глава ее стареют».
Бесполезно далее искать объяснения той безумной поспешности, с которой он ринулся в войну. Он пренебрег теми важными выгодами, которые он мог получить при некотором терпении и хитрости. Он вооружился слишком быстро и, как мы увидим далее, лишь поверхностно. Он вызвал всеобщую враждебность раньше, чем Германия достигла полного могущества, приблизительно за пять лет до того наиболее выгодного момента. который был ему указан лучшими экспертами и который он сам признавал за наилучший.
Он совершил кардинальные ошибки по трем причинам:
Во— первых, потому что он считал себя единственным человеком, способным вести Германию к победе.