А однажды Давыдова даже достала из ящика стола бережно хранимую записку от прекрасного мужчины по имени Гарик, перечитала ее, порвала и выбросила в урну для мусора.
Кака. Вариант первый
На пятом десятке своей такой странной, практически мужской жизни Давыдова в материальном плане достигла всего того, чего ей так хотелось иметь в бедной советской юности. У нее была замечательная квартира, и не одна. У нее был симпатичный загородный дом. Даже бассейн в этом доме был. Правда, не очень большой, скорее даже маленький. А зачем, спрашивается, одинокой женщине большой бассейн? На большой бассейн электричества не напасешься. Грей его, мой его. Давыдова же не пловчиха какая-нибудь. Так, иногда, когда на улице особенно жарко, можно в этом бассейне побултыхаться. Степка, правда, затребовал, чтобы к бассейну пристроили горку. Горка удалась, и, когда Степка с радостным визгом с этой горки летел в бассейн, Давыдовой все время казалось, что из бассейна выплеснется вся вода. Но чего не сделаешь для любимого дитяти. Правда, в последнее время дитятя вырос, и заманить его на дачу стало практически невозможно. У Степки всегда оказывались какие-то важные дела, ему было не до матери и тем более не до горки с бассейном. Еще у Давыдовой была красивая спортивная машина, и джип был для езды в зимнее время. Степка после поступления в институт все чаще и чаще стал поговаривать о том, чтобы проживать отдельно от матери. Еще немножко, и Давыдова могла остаться совсем одна, ведь мужчина ее мечты так и не прискакал к ней на белом коне.
Нет, конечно, нельзя сказать, что Давыдова жила эдаким синим чулком и торчала постоянно у окна в башне, чтобы не пропустить своего принца. Ни фига подобного. Давыдова наконец вняла убеждениям лучшей подруги Светки Михайловой и залезла в Интернет. Там оказалось полно разных товарищей ее социального круга и достатка, поэтому Давыдова иногда даже встречалась с некоторыми из этих уважаемых мужчин, но у всех них, рано или поздно, всплывали какие-то недостатки, никак несовместимые с такой распрекрасной Давыдовой и с ее представлениями о жизни. У одних эти недостатки вылезали сразу же, еще при знакомстве, кто-то таил в себе сюрпризы не меньше месяца, а некоторым даже удавалось запудрить Давыдовой мозги на целых полгода. Как оказалось, среди одиноких мужчин было очень много людей, мягко говоря, со странностями, которые психологи называют комплексами. И большинство из них никак не стремилось от этих комплексов избавляться, а, наоборот, холили и лелеяли свои недостатки, даже гордились ими. Кто-то никак не мог оторваться от маминой юбки, кто-то все время стремился доказать, что он в доме хозяин, кто-то не мог вынести рядом с собой женщину, зарабатывающую большие деньги. Давыдовой было нестерпимо скучно с этими людьми, они ее раздражали. Дольше всех, практически два года, рядом с ней продержался господин, казалось бы начисто лишенный всяких таких странностей, но потом случайно выяснилось, что больше всего в Давыдовой его привлекают ее деньги и возможности. Это уже вообще никуда не годилось. Добро б еще она была какая-нибудь рябая и косая, чтобы вот так вот цинично ее использовать! И мужчина этот тоже вроде бы был не бедным инструктором по фитнесу, а вполне даже преуспевающим бизнесменом. Однако при любой возможности старался свои денежки сэкономить и всеми правдами и неправдами пытался пролезть в успешный бизнес Давыдовой и Шестопалова.
В результате всех этих знакомств и связей Давыдова даже заподозрила, что мир пытается убедить ее, что мужики действительно сволочи и никаких таких принцев в природе просто не существует. Но перед глазами существовала дружная семья Шестопаловых и замечательный муж Светки Михайловой. Опять же, дизайнер ее квартиры Панкратьева Анна Сергеевна была несказанно счастлива в браке. А Давыдовой опять оставалась только работа и надежда на волшебную встречу!
В этом году она решительно отмела двух кандидатов в мужчины мечты и уже собиралась дать от ворот поворот третьему, когда в Питер из Москвы притащился Толик Максимов.
Надо сказать, что питерские жители недолюбливают столицу, называя ее большой деревней, а московские жители относятся к питерцам несколько свысока, как к очередным провинциалам. Многие, особенно коренные жители Москвы, считают, что город сильно испортили жители Замухинска, наводнившие столицу. Однако, в какой Замухинск не загляни, везде встретишь замечательных, просто золотых людей. Доброжелательных и отзывчивых. Так что неясно, что с ними там происходит в этой Москве. А может, и не в Москве вовсе это с ними происходит, а уже по дороге на постоянное место жительства в столицу. Откуда берется в них это хамство, отчего так сильно вырастают и заостряются их локти? Конечно, Питер, как бывшая столица империи, вовсе никакой не Замухинск, но по некоторым меркам от Замухинска он ушел совсем недалеко. И питерцы, перебравшиеся в Москву на постоянное место жительства, тоже смотрят на своих земляков сверху вниз, этаким начальником.
Толик Максимов завоевывал Москву, можно сказать, с самых низов бюрократической лестницы. Он отправился туда в разгаре перестроечных революций, некоторое время заседал думцем, но в результате понял, что исполнительная власть милее его сердцу, нежели законодательная. Наверное, потому, что она таки власть реальная, всамделишная, не на бумаге. И всем, кто знал Толика, было ясно, что эта власть манила и дразнила Максимова постоянно, он жаждал ее, стремился к ней всеми правдами и неправдами. А потом, когда он наконец этой власти добился, то холил и лелеял ее, став настоящим царедворцем с собственным кабинетом в цитадели исполнительной власти. Чего греха таить, Шестопалов и Давыдова с замиранием сердца следили за неровным взлетом бывшего комсомольского лидера и своего непременного компаньона. Они переживали, когда он низвергался с высот, и искренне радовались его победам. Правда, Давыдова в минуты падений Максимова обязательно успокаивала его, говорила, что говно не тонет, поэтому все будет хорошо, а наш орел взлетит опять. И Максимов ни фига не тонул и действительно взлетал на очередную высоту. В результате всех этих кульбитов Максимов вполне реально закрепился у власти и вертелся теперь уже на постоянном уровне. Он стал настоящим московским барином. В том смысле, что теперь у него было все, что положено иметь московскому барину.
В это лето Максимов приперся в Питер отрабатывать обязательную программу на очередном экономическом форуме, и Давыдова с Шестопаловым отправились высказывать ему свое уважение в навороченный ресторан, модный среди московских командированных.
С Максимовым они продолжали общаться, однако общий бизнес с ним уже давно сошел на нет. Шестопалов твердо и решительно отказался от тех предприятий, в которых им предлагал участвовать большой московский начальник Максимов.
– Мы с Надеждой как-нибудь сами, без казенных денег перебьемся! – сказал он Максимову, отметая его предложения. – Будем держаться поближе к кухне и подальше от начальства, глядишь, здоровье сохраним, и небо мы любим синее, а не в клеточку.
Максимов смеялся, говорил, что они идиоты провинциальные и своего счастья не понимают. Сидят и питаются крохами, когда можно без особых усилий с таким роскошным административным ресурсом, как сам Максимов, кушать на золоте и ни в чем себе не отказывать. Мол, распил бюджетных денег ничем особым не отличается от продажи из-под полы крепких спиртных напитков своим сокурсникам.