Палачи и казни в истории России и СССР - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Игнатов cтр.№ 128

«Особых успехов» коллектив лаборатории достиг после 1937 г., с приходом в НКВД Лаврентия Берии и нового руководителя лаборатории Майрановского. При наркоме Лаврентии Берии лаборатория была реорганизована. С 1938 г. она была включена в состав 4-го спецотдела НКВД, а с марта 1939-го ее возглавил Михаил Филимонов, фармацевт по образованию, имевший степень кандидата медицинских наук. С этого момента Майрановский стал начальником одной из двух лабораторий этого спецотдела. Начальником второй лаборатории стал Сергей Муромцев. Спецотдел подчинялся непосредственно наркому Лаврентию Берии и его заместителю Всеволоду Меркулову. «Лаборатория смерти» просуществовала до 1946 г., когда была включена в состав Отдела оперативной техники (ООТ) и стала Лабораторией № 1 ООТ уже при министре госбезопасности Викторе Абакумове. Майрановский внес большой «вклад» в развитие лаборатории.

Автобиография, копия которой хранится в архиве «Мемориала», помогает восстановить этапы его карьеры. Григорий Моисеевич Майрановский (1899–1964 гг.), еврей, обучался в Тифлисском университете и потом во 2-м Московском медицинском институте, который окончил в 1923 г. С 1928 г. был аспирантом, научным и старшим научным сотрудником Биохимического института им. А.Н. Баха, а в 1933–1935 гг. руководил токсикологическим отделом того же института; в 1934 г. назначен заместителем директора института. В 1935 г. Майрановский перешел во Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ), где по 1937 г. заведовал секретной токсикологической спецлабораторией. В1938—1940 гг. он был старшим научным сотрудником отдела патологии терапии ОВ (отравляющих веществ) и одновременно начал работать в системе НКВД. С 1940 г. до момента ареста (13 декабря 1951 г.) Майрановский целиком отдавал себя работе в «лаборатории смерти», стал полковником госбезопасности, доктором медицинских наук, профессором. В июле 1940 г. на закрытом заседании ученого совета ВИЭМ Майрановский защищал диссертацию на соискание степени доктора биологических наук. Диссертация называлась «Биологическая активность продуктов взаимодействия иприта с тканями кожи при поверхностных аппликациях». Оппоненты — А.Д. Сперанский, Г.М. Франк, Н.И. Гаврилов и Б.Н. Тарусов — дали положительные отзывы. Любопытно, что объект исследования — кожа — не был назван в диссертации и не вызвал вопросов у оппонентов. Позднее, во время допросов после ареста, Майрановский был более откровенен. По словам допрашивавшего его позднее полковника Бобренева, Майрановский показал, что он не изучал действие иприта на кожу, а включил в диссертацию данные о действии производных иприта, вводимых «подопытным» заключенным в Лаборатории № 1 с пищей (187).

С утверждением диссертации Майрановского произошла заминка, Пленум Высшей аттестационной комиссии предложил ее доработать, но ученая степень доктора медицинских наук и звание профессора были присвоены Майрановскому по совокупности работ без повторной защиты диссертации по ходатайству наркома госбезопасности В.Н. Меркулова. В ходатайстве указывалось, что «за время работы в НКВД тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение».

Работа лаборатории определялась Положением, утвержденным правительством, и приказами по НКВД-МГБ. Непосредственно ее работу курировал министр госбезопасности или его первый заместитель. За время существования этого засекреченного объекта у него было несколько названий — Лаборатория № 1, Лаборатория № 12, Лаборатория X, Камера. Основная цель лаборатории состояла в поиске ядов, которые нельзя было бы идентифицировать при вскрытии. Яды и способы их применения испытывались на заключенных, приговоренных к высшей мере наказания. Лаборатория размещалась в угловом доме по Варсонофьевскому переулку, где было отгорожено пять отсеков, на дверях которых были смотровые глазки. У дверей во время отработки очередной серии опытов с ядами дежурили сотрудники, контролирующие процесс. Действие каждого препарата, как правило, опробовалось на 10 «подопытных». За мучениями жертв, не умерших сразу, экспериментаторы наблюдали в течение 10–14 дней, после чего их убивали. В конце концов был найден яд с требуемыми свойствами — «К-2» (карбиламинхолинхлорид), который убивал жертву быстро и не оставлял следов. Согласно показаниям очевидцев, после приема «К-2» «подопытный» делался «как бы меньше ростом, слабел, становился все тише и через 15 минут умирал». Для проверки надежности яда К-2 была проведена «независимая экспертиза»: труп одного из отравленных этим ядом был доставлен в морг института им. Склифосовского, и там патологоанатомы произвели обычное вскрытие. Диагноз ничего не подозревающих врачей был однозначный: человек умер от острой сердечной недостаточности.

В 1942 г. Майрановский обнаружил, что под влиянием определенных доз рицина «подопытный» начинает исключительно откровенно говорить, и получил одобрение руководства НКВД-НКГБ на работу по «проблеме откровенности» на допросах. Два года ушло на эксперименты по получению «откровенных» и «правдивых» показаний на допросах под влиянием медикаментов. Допросы с использованием медикаментов проводились не только в лаборатории, но и в тюрьмах Лубянки № 1 и № 2. Оценивались и способы введения ядов в организм жертвы. Сначала яды подмешивались к пище или воде, давались под видом «лекарств» до и после еды или вводились с помощью инъекций. Было опробовано и введение яда через кожу — ее обрызгивали или смачивали ядовитыми растворами. Проверялась возможность использования колющей трости и стреляющей авторучки.

Из доклада старшего следователя МГБ Молчанова в Прокуратуру СССР в 1953 г. следует, что по заданию Берии «Майрановский до конца 1949 г. занимался разработкой вопроса об отравлении пылеобразными ядовитыми веществами через вдыхаемый воздух». Трудно назвать общее число жертв экспериментов с ядами, проводимых в лаборатории; разные источники называют цифры от 150 до 300 человек. По утверждению полковника Владимира Бобренева, имеющего доступ к следственным делам Берии, Судоплатова и Майрановского, часть жертв составляли уголовники, но большую часть — проходившие по статье 58 УК РСФСР. Среди жертв были немецкие и японские военнопленные, польские граждане, корейцы и китайцы. Бобренев указывает, что по меньшей мере четверо немецких военнопленных в 1944 г., а в конце 1945 г. еще трое немецких граждан были «использованы» для экспериментов. Последние трое были антифашистами-политэмигрантами, бежавшими из нацистской Германии; они умерли через 15 секунд после летальных инъекций. Тела двух жертв были кремированы, третье тело было доставлено в Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского. Патологоанатомическое вскрытие показало, что покойный умер от паралича сердца; следов яда патологоанатомы не нашли. Японские военнопленные, офицеры и рядовые, а также арестованные японские дипломаты использовались в экспериментах по «проблеме откровенности» (188).

Как пишет Судоплатов: «Проверка, проведенная еще при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущеве в 1960 г. в целях антисталинских разоблачений показала, что Майрановский и сотрудники его группы в 1937–1947 гг. и в 1950 г. привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства, используя для этого яды» (189: 329–331).

Судоплатов в своих мемуарах заявляет, что ему известно о четырех фактах ликвидации «опасных врагов» Советского государства, в которых принимал участие Майрановский. В этих операциях участвовал и сам Судоплатов. Это были А.Я. Шумский — один из руководителей украинского националистического движения, Теодор Ромжа — архиепископ украинской униатской церкви в Ужгороде, Самет — польский еврей, установивший контакты с англичанами и намеревавшийся эмигрировать в Палестину, и Исайя Оггинс — американский гражданин, исполнявший задания НКВД за рубежом и арестованный по подозрению в двойной игре. Судоплатов высказывает предположение, что Майрановский мог быть использован также и в ликвидации Рауля Валленберга. Он пишет: «Похоже, Валленберг был переведен в спецкамеру «Лаборатории-Х», где ему сделали смертельную инъекцию под видом лечения…Медслужба тюрьмы не имела ни малейшего представления об этом, и его смерть была констатирована в обычном порядке. Однако министр госбезопасности Абакумов, очевидно, осведомленный о подлинной причине смерти Валленберга, запретил вскрытие тела и приказал кремировать его».