Шестнадцать деревьев Соммы - читать онлайн книгу. Автор: Ларс Миттинг cтр.№ 31

Начальник почты посмотрел на потолок. Так делают, когда считают в уме. Подошел парень заплатить за какие-то книги, покосился на меня.

Я пожалел, что задал этот вопрос. Начнут болтать, и, может быть, сплетни дойдут до Эйнара раньше, чем я доберусь до него. Не хотелось бы встретиться с ним под звуки оркестра и под взглядами толпы. Я хотел бы постепенно приглядеться к нему, чтобы ничто не мешало мне составить свое мнение.

– Нет, – сказал начальник почты. – Но после войны кое-кто из норвежцев тут остался. Хотя большинство забрали своих подруг с собой и уехали домой, в Норвегию. Спрошу у Лисе, – добавил он, снимая телефонную трубку.

Через пять минут я угодил в мягкие объятия местной жительницы Лисе Робертсон, пышущей здоровьем женщины в цветастом пиджаке и практичной обуви. Наполовину норвежка, она не впервые рассказывала о том, что происходило на Шетландских островах во время войны. Ее повествование звучало как строго отрежиссированная радиопередача. Должно быть, она шлифовала его с 1945 года и теперь могла в соответствующих местах изложить подробности о том, как норвежские рыбаки курсировали между Скаллоуэем и Норвегией, переправляя в одну сторону оружие, взрывчатку и саботажников, в другую – беженцев, а над ними кружили немецкие истребители, через просветы в тумане поливая их пулеметным огнем.

Мы прошли вдоль берега и остановились перед скульптурой, изображающей рыбацкую лодку на гребне волны. Под девизом норвежского королевского дома «Все для Норвегии» шли в два ряда имена норвежских моряков, погибших во время войны.

– К норвежцам на Шетландских островах всегда относились хорошо, – сказала моя новая знакомая. – Это же тоже была Норвегия. И называлась эта группа островов Хьялтландом, пока не отошла к шотландцам в тысяча четыреста семьдесят втором году.

Она рассказала, как это случилось: король Дании отдавал замуж дочь, не сумел выплатить приданое и в качестве части его отдал Шетландские острова. Для островитян настали тяжелые времена. Шотландцы отменили законы викингов и обратили свободных мужчин в арендаторов земли. На острове Йелл господин заставил сорок рыбаков выйти в море в непогоду. Непогода разгулялась в шторм, и тридцать четыре семьи потеряли отцов и сыновей. Так что слово «Норвегия» всегда находит отзвук в сердцах жителей Шетландских островов; оно будит память о временах, когда они были свободны.

– А потом началась война, – сказала моя спутница, показав мне пирс с названием Принс-Олав-слипуэй, – и откуда ни возьмись, у нас снова появились норвежцы. Приплыли через море на рыбачьих лодках. Смельчаки, какими мы их себе и представляли. Молодые и бесстрашные. Немцы разбивали их лодки в щепки, но скандинавы не сдавались. Чинили лодки в местной мастерской и на следующую ночь снова выходили в море.

– Подождите, – остановил я ее. – Вы говорите, они ходили на деревянных лодках?

– Я сказала, на рыбачьих лодках.

– Но они же деревянные?

– Дa.

– А чинили их здесь?

– Прямо вон там, – сказала Лисе, показав на покосившееся строение у набережной. – Их всех встречал Джек. – Она кивком указала на мужчину в рабочем комбинезоне. Этот мужчина нес к мастерской деревянный ящик, видимо, очень тяжелый, потому что когда он поставил его на землю и пошел дальше, его шаг сразу ускорился.

Следом за ним мы вошли внутрь. Под стук стамесок и визг ручных шлифовальных машин Лисе Робертсон уговорила Джека принять нас в его тесном кабинете.

Проведя там четверть часа, мы узнали только одно. Но это было важно.

Эйнар Хирифьелль появился здесь в 1942 году и полностью овладел мастерством судостроителя.

– Поначалу он вообще не имел представления об этом ремесле, – сказал Джек. – Но научился ему на удивление быстро. Насколько я понял, он вообще-то был столяром-краснодеревщиком. Просто поразительно, как споро он управлялся с починкой разбитого корпуса. И еще они делали хитроумнейшие тайники для оружия. На вид вроде бочка для рыбы, а внутри зенитный пулемет, который можно развернуть за две минуты. Но в сорок третьем году немцы бросили на них еще больше самолетов и стали топить каждую вторую лодку. Им пришлось прекратить выходы в море до тех пор, пока американцы не прислали им противолодочные катера.

Я вопрошающе наклонил голову.

– Ну что столяру делать на стальном судне, – пояснил Джек.

– Ах так, – сказал я. – Куда же он тогда делся?

– Болтался без работы. Брался за всякую мелочовку. Сколачивал ящики для сетей в обмен на табак. А потом пропал куда-то. Вроде бы нанялся к какому-то богатею на Ансте.

– На Ансте?

Джек поскреб щетину и повторил:

– На Ансте.

Я показал фотографию, сделанную дедушкой.

– Это Анст?

Мой собеседник взглянул на нее и пожал плечами.

– Во всяком случае, это Шетландские острова, – сказал он.

Я ждал, что он скажет еще.

– Потому что построек никаких не видать, – сказал Джек.

Механики стали собираться по домам. Один за одним тяжелые токарные и сверлильные станки выключались и затихали в облаке пахучего машинного масла. Джек выразительно покосился на часы взглядом, говорившим, что скоро ему придется звонить домой и объяснять, почему он, хозяин мастерской, опаздывает к обеду.

Я уже пошел к выходу, но обернулся и спросил:

– Не знаете, во время войны он не ездил во Францию?

Джек покачал головой.

– Норвежцы тогда много чего делали, о чем никто не знал. «Ask no questions and you will be told no lies» ^[13], – говаривали они.

Скаллоуэй был все так же тих. К моему отъезду пятничное расслабленное настроение разогнало всех по домам. Единственным признаком жизни служила светящаяся вывеска почты.

* * *

Чем дальше на север, тем меньше машин. Вскоре «самое северное» стало важнейшим, а затем и единственным эпитетом придорожных заведений. Добравшись до «Самых северных в Великобритании рыбы с картошкой» в Брее, я выключил «Brownsville Girl» и зашел внутрь.

За едой я думал о родном хуторе, опустевшем впервые за сто пятьдесят лет. Сидевший на крылечке Грюббе понял, что я собираюсь уезжать, и не дал себя погладить.

В дальнем конце сарая для инструментов стояла телега, на которой в Хирифьелль приехали мои прародители, чтобы начать возделывать землю. Когда я уезжал, здания съеживались, стараясь втиснуться в зеркало заднего вида. Изображение тряслось, когда я ехал по скотной решетке, а потом опустил шлагбаум и свернул на областную дорогу. Пересекая горы, я как будто уезжал от себя прежнего, но теперь, за поглощением чужой пищи, мое прежнее «я» словно бы вернулось, и я задумался, пытаясь вспомнить, не забыл ли я опустить шлагбаум возле скотного мостика.