Уронил руки, ссутулился и тяжело опустился на мокрую землю – дряхлый, разрушенный, умирающий человек. Худякова кинулась к нему, но Иван отрицательно качнул головой.
– Не надо, мать… Отсижусь. – Он поднял глаза на Макара. – Но вот труп ты, умник, не найдешь. И слава богу! И не надо этого, никому не надо.
– Я уже нашел, – сказал Илюшин. – Когда увидел рисунок Татьяны и понял, что он означает. Кого могла выгораживать девочка, отказавшаяся подтвердить алиби своего взрослого друга? Только его самого или его мать. Я вспомнил, что вы с Ниной Ивановной опоздали на пожар, что Нина Ивановна повредила руку, что с этого двора пропала чугунная станина от швейной машинки, а Чижик лаял как ненормальный два раза за ночь, – и вся картинка сложилась.
– При чем здесь станина? – изумился Красильщиков.
– Поправьте меня, Нина Ивановна, если я в чем- нибудь ошибусь. Когда Иван убил Бакшаеву, он оттащил тело в кусты и кинулся за вами. Пробрался огородами, чтобы не встретить никого из торопящихся на пожар. Вы прибежали, увидели мертвую Веру… Что вам было делать? Вы не знали, как скоро ее начнут искать… А действовать нужно было очень быстро. Спрятать за домом? Найдут. Выкопать яму? Нет времени. И вы придумали отличный выход! Подозреваю, что это была ваша идея, Нина Ивановна.
Старуха вздохнула, но промолчала.
– Вы притащили тело Бакшаевой сюда. Идти до терема недалеко, вдвоем справились. Вы оба сильнее, чем кажетесь.
– Что значит – сюда? – недоуменно спросил Красильщиков.
– Вот сюда, – показал Илюшин. – Где мы с вами сейчас стоим. Чижик рвался из конуры и лаял, как обезумевший: на его территории происходило что-то нехорошее. Нина Ивановна с сыном привязали к телу Бакшаевой тяжеленную станину и бросили его в пруд.
После его слов наступила такая тишина, что стало слышно, как за забором шуршит под ветром сухая трава. Бабкин, не успевший узнать от Макара эту часть истории, оторопел так же, как и все остальные.
– Ты сказал – в пруд? – переспросил он.
– Да.
– Бакшаева – здесь?
– Да, – кивнул Макар.
– Здесь?! – ахнул Красильщиков.
Все посмотрели на гладкое темное зеркало воды.
– Это хороший пруд, – сказал Макар. – Глубокий. А главное, земля здесь глинистая и вода непрозрачная. Я обратил внимание, когда вы устанавливали мостки для ежей. Нижних ступенек почти не видно, а ведь они уходят в глубину сантиметров на двадцать, не больше. Вера Бакшаева лежит на дне.
– Она все это время была здесь… – прошептал Красильщиков. Казалось, он близок к тому, чтобы сесть рядом с Иваном. – И никто из нас не знал…
– Почему же никто? Ваша подруга знала. – Он посмотрел на Татьяну, не отрывавшую взгляда от воды. – Когда Худякова и Иван пробежали мимо ваших окон обратно, Таня пошла по их следам. И нашла белую туфлю. Она свалилась с ноги Веры, когда ее тащили к пруду. Вы ее подняли, да, Татьяна?.. Все остальное известно. Я обвинил вас в убийстве, и вам ничего не оставалось, как согласиться: ведь иначе вы должны были рассказать про Ивана. А вы считали, что один раз его уже предали.
– Я предала, – твердо сказала Татьяна.
– Ты была таракашка мелкая, – подал голос Худяков. В глазах его мелькнула и растаяла нежность, на мгновение преобразившая его лицо: не старый беглый зэк, а веселый смешливый парень показался и пропал. – Какой с тебя спрос, дурочка… Никогда я на тебя зла не держал.
– Я держала, – сказала Худякова. – Прости, милая моя. Господи! Семьдесят лет с лишком живу, а как родилась дурой, так и помру. Да еще и в тюрьме…
Она покачала головой и, к изумлению Бабкина, улыбнулась, словно удивляясь и восхищаясь поворотами своей судьбы.
– Почему в тюрьме? – нахмурился Макар.
– А где ж еще? Я, считай, соучастница. Сына укрывала. Девку мертвую прятала. Следствие путала…
– Я не следствие, – отказался Илюшин.
Бабкин шагнул к нему.
– Подожди… Но она же права.
– В чем права? – удивился Макар.
Они стояли друг напротив друга: Бабкин, напряженный, как перед прыжком через пропасть, и безмятежный Илюшин.
– В том, что она – соучастник убийства, – медленно сказал Сергей.
– Ну и что?
Мелькнувшая у Бабкина надежда, что он неправильно понял своего друга, растворилась окончательно.
Маркелова попросила:
– Можно нам уйти? Невыносимо здесь стоять…
– В дом! – спохватился Красильщиков. – Макар, мы погреемся, ничего?
И вновь они стояли и смотрели на него, как послушные дети, ожидающие сигнала воспитателя. Илюшин кивнул, и все двинулись гуськом друг за другом; только Иван задержался на берегу пруда, но и он возле крыльца догнал остальных.
Глава 8
* * *
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Бабкин.
– Пойдем…
Они оказались в светлой комнате с камином, выложенным изразцами. Закрыв дверь, Сергей обернулся к напарнику.
– Что ты дальше собираешься делать?
– Ничего, – Илюшин пожал плечами. – Мы раскрыли дело. Молодцы! Возвращаемся в Москву.
Бабкин придвинул тяжелый стул и сел, стараясь не выдавать своего волнения.
– Дружище, ты чего? – Илюшин с любопытством посмотрел на него. – Все нормально?
– Нет… – Он сам услышал, что голос у него сел. – Не нормально.
– Что случилось?
– А ты не понимаешь? Мы не имеем права уехать, оставив все как есть. Макар! Все эти люди совершили преступление! Все! Даже Красильщиков!
– Я в общем-то догадываюсь. – Илюшин притулился на краешке стола. – И что ты предлагаешь?
– Предлагаю? Я не предлагаю, а прямо тебе говорю: нам придется пойти в полицию. Труп Бакшаевой утоплен в пруду! А ты хочешь уехать и сделать вид, что ничего не произошло? Нам светит триста восьмая. Сколько там по ней: год заключения? Два?
– Это если следователь вызовет нас для дачи показаний, – возразил Макар.
– Триста шестнадцатая!
– Для укрывательства мы недостаточно сделали. Ты же не предлагаешь засыпать «КамАЗ» щебенки в пруд Красильщикова?
Бабкин потер лоб. В голове клокотало, путалось и бурлило.
– Послушай, – сказал он, собравшись с мыслями. – Есть закон. Человек, совершивший убийство, должен понести наказание. – Он вновь ощутил беспомощность, как бывало с ним всегда, когда он вынужден был объяснять прописные истины. – Красильщиков покушался на убийство Веры. Суд, скорее всего, признает аффект. Теперь Худяков. Он, во-первых, бежал из колонии, во-вторых, действительно убил Бакшаеву. Понимаешь ты или нет? Эти двое – преступники, Макар. Ты хочешь быть их пособником? Я знаю, что они хорошие люди; можешь мне этого не говорить. Но даже хороший человек за преступление должен быть наказан. Это – правило. Не знаю, как еще тебе объяснить… На этом наша жизнь стоит, ну! Ну же, Макар!