– Никогда такого раньше не видел, – с восхищением сказал Макар. – Как с обрыва ухнул. Перехода от суши к воде просто нет! Сразу бац – и все.
– Есть, просто мы его не заметили. Под ногами-то хлюпало последние метров пятьсот, если не больше.
– Теперь веришь, что здесь мужик утоп?
– Странно, что только один…
– Хоть бы они его обозначили, что ли, болото это.
Сергей вспомнил галстуки на деревьях.
– Бараны мы, бараны! Тряпочки – видел?
– Тьфу, – сказал Илюшин. – Вот уж правда бараны.
Бабкин сел рядом с ним на поваленный ствол и стал смотреть.
Как ни удивительно, теперь глаз уверенно различал ту линию, за которой начиналось болото. То, что они приняли за поляну, в действительности оказалось тесно плавающими островками травы и мха; будь они чуть внимательнее, разглядели бы раньше между ними черные лезвия воды. Больше всего Сергея удивило, что метров через сорок начинался почти такой же лес, какой они оставили за спиной.
– Всю жизнь был уверен, что деревья на болоте гнилые…
Макар поднял голову.
– Да, необычно. Березняк с ольхой, осины… Правда, сосны торчат дохлые, я отсюда вижу.
– И березы кривые, если присмотреться.
– Вон, слева ель какая-то страшненькая… Черная, видишь?
– Вижу. Но вроде живая…
– Проверять не пойдем.
– Да уж, воздержимся.
Бабкин поднял карту, которую бросил на землю, когда кинулся вытаскивать Илюшина, аккуратно сложил и сунул в карман. Макар крутил в руках опенок. От тоненького, на поганку похожего гриба остро пахло свежестью и огурцом.
Оба думали об одном: Бакшаева вполне могла загнать машину сестры в болото. Быть может, «Нексия» и не ушла бы глубоко под воду, но, в отличие от озер, здесь и не хаживали грибники с рыбаками, которые могли бы разглядеть ее, а образовавшуюся «полынью» за три месяца затянуло бы плавучей травой.
Знакомство с болотом обескуражило и Макара, и Бабкина. Перед ними раскинулось зримое подтверждение того подозрения, которое оба гнали от себя: Надежда Бакшаева избавилась от улики бесследно.
– Можно теткам грибы дарить вместо цветов, – задумчиво сказал Сергей, принюхиваясь к опенку. – А чего, пахнет прикольно!
– У меня была знакомая, которая обожала запах помидорной рассады. Хлебом не корми, дай упасть лицом в помидорный куст. Только заметит теплицу, ломится туда, как наркоман за дозой.
– Да это она тебя, дурака, заманивала. Любви хотела. А мне гудрон нравился! Вонял фантастически. Асфальтовая смола такая…
– Гудрона не жевал – жизни не видал! – философски заметил Илюшин.
– А еще я в детстве котов нюхал. Домашних. Поймаешь в гостях чужого кота, а он шапкой пахнет.
– Это шапки котами пахли.
– Шапки пахли нафталином. И пижмой еще. Бабушка летом веточки свежей пижмы по шкафам раскладывала, от вредителей. Так и не знаю, помогает или нет.
Илюшин засмеялся.
– Ты чего это? – подозрительно спросил Сергей.
– Представил, как ты нюхал котов. Входит такой шкаф, ловит несчастного зверя и тащит к своей жуткой роже. Кот от ужаса ссытся и роняет шерсть.
– Ни один не ронял!
– Значит, теряли сознание. Если б ты попытался меня обнюхать, я бы точно потерял.
– В страшном сне не привидится тебя нюхать, – заверил Бабкин.
Илюшин сорвал пучок сухой травы и оттер грязь с подошвы.
– Ладно, чего сидим? Давай машину искать.
– Куда двинемся? – Сергей поднялся. – Прямо мы уже ходили, чуть коня не потеряли. Сивого мерина.
Мерина Илюшин пропустил мимо ушей. Он крутил головой, зачем-то принюхивался, и в конце концов решил:
– Направо.
Собрал рассыпавшиеся грибы и двинулся по краю леса, тщательно выбирая, куда ступать.
– Если верить карте, эта трясина занимает не меньше десяти гектаров, – бормотал сзади Бабкин. – Прикинь, нарвемся на собаку Баскервилей!
– Ты ее схватишь, обнюхаешь, и она гикнется от ужаса, – отозвался Макар. – Как соседские коты.
– При моем обнюхивании ни один кот не пострадал!
Илюшин замедлил шаг, и Бабкин насторожился.
– За нами кто-то следует, – помолчав, сказал Макар.
– Давно? – Бабкин заставил себя идти как прежде, не поворачивая головы.
– Черт знает. Минуты три чувствую.
– Отловить гада?
– Попробуй, если получится…
Бабкин резко обернулся, внутренне готовый к тому, что за ними потащилась сердобольная Капитолина, и почти сразу на пригорке увидел фигуру, метнувшуюся прочь. Он бросился за ней, но уже через двести метров остановился и вернулся обратно.
– Бесполезно! Удрал как заяц… Я был уверен, что это кто-нибудь из наших старух!
– Довольно шустрая старушка. Ты его разглядел?
– Мужик. Лет… не знаю, может, сорок? Тридцать? Во всяком случае, не старый. Исчез моментально, как сквозь землю.
Сергей оступился в ямку, наполненную водой, залил калошу и выругался.
– Да что за дьявол! Невезуха целый день.
– Почему невезуха?
– Тебя чуть не засосала опасная трясина – это раз. Какой-то хрен за нами топал и слинял – это два. И тачку здесь можно искать до морковкиного заговенья – это три. Убедил?
– Убедил, – согласился Илюшин. – Серега, а что это впереди за кусты?
Бабкин, озабоченный хлюпаньем в калоше, не сразу понял, о чем его спрашивают.
– Я тебе что, дендролог? Ольха какая-нибудь. Или этот, как его… бересклет.
– Ольха, говоришь… – пробормотал Макар.
Сергей, наконец, поднял голову, присмотрелся и за облетевшими ветвями рассмотрел белый корпус.
«Нексия» прочно, основательно, почти уютно сидела на брюхе; колеса до середины ушли в вязкую болотную почву, промерзшую к ноябрю. Тот, кто пригнал ее сюда, тщательно замаскировал машину ветками. Издалека эта груда напоминала шалаш, и Бабкин позавидовал остроте зрения Макара.
– Просто я знал, что она где-нибудь тут поблизости, – сказал Илюшин.
– Почему не в болоте?
– У Бакшаевой рука бы не поднялась утопить машину. Это как пристрелить здоровую лошадь.
– У твоей лошади ребра сгнили, – заметил Сергей, стряхивая листья с проржавевшей черной двери.
Номер с машины был скручен, вещей внутри не было. Подойдя, Сергей первым делом принюхался: пахло только лесом, из чего он заключил, что Вера Бакшаева, по крайней мере, не лежит в багажнике.