Повседневная жизнь французов при Наполеоне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Иванов cтр.№ 54

Триумфальная арка Великой армии ^[247] была заложена в центре будущей площади Звезды по приказу императора в честь аустерлицкой победы.

Кроме мостов, строились акведуки и фонтаны. Прокладывались тротуары.

Приняты меры против грязи, вони, езды без правил. Улицы более не загромождаются ломовыми телегами и разными выставками, грязнившими тротуары и собиравшими зевак.

Население Парижа в годы правления Наполеона увеличилось с 500 до 700 тысяч человек. Здесь много приезжих провинциалов, сезонных рабочих. Численность последних, как пишет Жан Тюлар, достигала 40 тысяч.

В конце 1814 года семья Бальзака переехала в Париж. 1 ноября Бернар-Франсуа, отец Оноре, был назначен директором провиантской службы города. Его жалованье достигало 7500 франков в год. Семья поселилась в доме 40 по улице Тампль.

В отличие от времени учебы в Вандомском коллеже, Оноре теперь мог свободно гулять по городу В столице преобладали черные, серые и бурые цвета. Центр в прекрасном состоянии, но и обветшалых домов хватало. Что-то уже успели отреставрировать, но многие здания, разрушенные революцией, еще ждали своей очереди.

Квартал Марэ, где предстоит жить будущему писателю, сохранил черты средневекового города. Узкие, грязные улочки были завалены мусором. Их освещали фонари, привязанные веревкой к столбам. Население пользовалось общественными водоемами, но состоятельные жители получали воду из деревни. Ее доставляли по утрам овернцы ^[248].

Горожане имеют масляные лампы, которые не гасятся до самой ночи. Кто-то работает, а кто-то просто коротает вечер.

В то время газ еще не провели. Ночной город принадлежал гулякам, любовникам, артистам. Бальзак исходил Париж вдоль и поперек.

Квартал Марэ не считался фешенебельным, хотя богачи селились и здесь. Другое дело — Шоссе д'Антен, где жили крупные финансисты и аристократы. В отличие от исконно аристократического Сен-Жерменского предместья, улица и квартал Шоссе д'Антен были окончательно застроены и вошли в моду лишь в конце XVIII столетия.

Париж — большой и прожорливый город. По утрам сюда пригоняют стада животных. Мясники забивают скот прямо на улице.

Город ремесленников и мелких лавочников, располагавшихся часто под открытым небом, трудится с утра до вечера. Бродячие торговцы продают овощи. В лавках торгуют рыбой, потрохами, зеленью. Площадных рынков нет, зато есть тенты из красного холста. Под ними продают все, что угодно, — от каштанов до ядов и чернил.

После ярких военных побед улицы Парижа заполнялись шумными, восторженными толпами. Дома украшались гирляндами зелени и цветов, фонариками для вечерней иллюминации и даже коврами. Вывешивались флаги.

Ликование достигало предела, когда возвращалась армия. Как правило, раньше других появлялись офицеры, на которых была возложена почетная обязанность доставить в Париж знамена, отбитые у неприятеля. Эти трофеи торжественно помещались в церковь Пресвятой Девы у Дома Инвалидов.

Когда в 1807 году Императорская гвардия вернулась из похода, было организовано множество праздников. Городские власти дали пир в ратуше, а сенат — в своем здании.

Граф Дарю управлял «сокровищницей армии» из «контрибуций, реквизиций, конфискаций». В 1810 году этот фонд располагал движимым имуществом на сумму 755 миллионов франков. Доходы с недвижимости достигали 40 миллионов в год.

Из этих денег оплачивались военные, аристократы и чиновники. В том же 1810 году было истрачено около 29 миллионов на «даяния», и это не считая случайных подарков.

Особый отдел государственных финансов — «даяния короны, частная домена, уделы принцев и принцесс». Это земли и дворцы монархов наполеоновской плеяды, дары, наследства, покупки — всего на сумму более чем в 30 миллионов.

В 1808 году Наполеон пригласил великого Гёте в Париж. Однако тот не поехал. В течение года после памятной встречи с Наполеоном ^[249] он справлялся об условиях французской столичной жизни и о ценах. И однажды, получив письмо из Парижа, заметил: «Между нами будет сказано, пусть там скопились и сказочные богатства, но, право, там образовалось чрезвычайно тщеславное и пустое общество, и единственная приятность, которую оно извлекает из жизни, — это то, что каждый может приобрести хоть какое-нибудь ничтожное значение, дабы и самому стать ничтожным Нечто».

В начале Консульства Наполеон закрыл шестьдесят политических изданий из семидесяти трех.

Один из последних всплесков журналистского остроумия — статья «Некролог», появившаяся в 1800 году в одном из листков:

«28 нивоза, ровно в 11 часов утра, различные газеты, мучимые воспалением, скончались в цвете лет, вследствие опаснейшей эпидемической болезни. Некоторые из них обращались к знаменитым врачам и обещали хорошее вознаграждение за избавление от опасности. Все оказалось тщетным, открылась гангрена, пришлось умереть. Некоторые из них скончались в состоянии невыразимого бешенства, другие, всегда следовавшие учению Пифагора, умерли тихо, надеясь на метемпсихоз… Когда в городе узнали о плачевной участи… несчастных, их близкие… были крайне подавлены… Так как покойники скончались внезапно, то у них не было времени сделать завещание, их наследство по праву переходит к тринадцати оставшимся в живых…»

Шутки шутками, но все были шокированы. Уж слишком резок оказался переход от либеральной практики первых недель правления Бонапарта, когда цензоры занимались лишь правкой орфографических ошибок на лавочных вывесках да ругали газетчиков за грубые выражения, к почти полному уничтожению свободы слова.

3 августа 1810 года Наполеон подписал в Трианоне декрет, которым: 1) разрешал издавать в каждом департаменте (кроме департамента Сены) лишь одну газету;

2) ставил эту газету под власть местного префекта, который мог разрешать или запрещать выход номеров;

3) допускал издание листков объявлений («о движении товаров, о продаже недвижимостей», — пояснялось в тексте декрета). Префекты получали право «временно разрешать» выход изданий, посвященных исключительно искусствам, науке и литературе.

14 декабря того же года Наполеон особым декретом утвердил два выработанных министрами полиции и внутренних дел списка: 1) городов, в которых «окончательно разрешен листок объявлений», — таких мест оказалось 28 на всю Империю (вне пределов дореволюционной Франции — только Ахен, Антверпен, Брюссель, Кёльн, Рим и Турин); 2) «окончательно разрешенных» в провинции научных и литературных органов; таковых оказалось ровно 20 (считая «Annales des mathematiques», четыре журнала, посвященные земледелию, два медицинских, пять чисто юридических справочников и т. п.).