Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Мария Ялович-Симон cтр.№ 66

Обеих единоутробных сестер Луизы Блазе – Клару Калливоду и Анну Зупльну – тоже разбомбили. И обе обратились к Луизе, нельзя ли им устроиться в квартире Ам-Обербаум, после лет и даже десятилетий, когда вообще знать ее не желали. Старуха спровадила их, сказав, что обе комнаты у нее сданы, в одной живет рабочий-голландец, а в другой – молодая девушка.

Но однажды днем на пороге появился Курт. Дом, где он жил, был полностью разрушен. Оставшаяся без крова семья – отец, мать и трое детей – сидела у нас на кухне. А Трудхен опять ждала ребенка. На сей раз впрямь грозила опасность: Курт знал, что одна комната в квартире свободна.

Мы с ним мгновенно установили зрительный контакт. Он едва заметно покачал головой, а я ответила, так же едва заметно: пожалуйста, не надо. Мы оба понимали: между госпожой Блазе и ее ненавистной невесткой, вечно сидящей на угольном ларе, наверняка разразится катастрофа. Но от Трудхен вполне можно ожидать, что она захочет поселиться на Обербаум и потребует, чтобы жилец-голландец убирался к чертовой матери. Нас с Бюрхерсом и без того снова и снова пугали слухи, что так называемым иностранным рабочим запретят снимать комнаты частным образом и в обязательном порядке переселят в общежития.

Госпоже Блазе явно было весьма нелегко убеждать сына, что здесь недостаточно места для всей его семьи. Но Курт-то как раз и не хотел переезжать к матери. После этого разговора он зашел ко мне в комнату и попросил составить заявление в НСДАП: он, мол, многодетный отец, дом его разрушен бомбой до основания, поэтому он просит предоставить ему жилье на льготных условиях. Единственный раз в своей жизни я подписалась формулой “Хайль Гитлер!”. А Курту действительно очень быстро предоставили жилье, правда, кажется, опять сущий ледник.

Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Существовала даже так называемая повседневность. Я регулярно навещала госпожу Розе, выменивала мыльные карточки на хлебные и раз в неделю встречалась с Ханхен Кох. Бюрхерс тоже поддерживал знакомство кое с кем из коллег.

Одним из таких был Эрих Клан. Голландец подружился с ним вскоре после того, как начал работать на фабрике. Клан не жаловал нацистов и с самого начала отнесся к Бюрхерсу, единственному коллеге-иностранцу, подчеркнуто добродушно. Они быстро сблизились и политически, доверяли друг другу. Так Бюрхерс узнал, что в прошлом Клан был взломщиком, но сейчас уже отошел от дел. Много лет кряду он жил квартирными кражами, однако его ни разу не поймали. Потом у него началось тяжелое заболевание желудка, он перенес несколько операций и теперь мог трудиться лишь неполный рабочий день, причем на легкой работе. Преступная карьера закончилась.

Из-за больного желудка Клан и есть почти ничего не мог. Но и приносить завтрак назад, домой, тоже никак не смел, жена по-страшному его ругала. Вот почему он часто отдавал свой хлеб удивленному и осчастливленному коллеге-голландцу. Бюрхерс-то вечно хотел есть.

В конце концов Эриха Клана надолго отправили на больничный. Когда он еще раз зашел на фабрику за деньгами, то сказал Бюрхерсу, что был бы рад познакомиться со мной. И назвал весьма странную причину: он, мол, хочет научиться решать уравнения с двумя неизвестными. Бюрхерс рассказывал ему обо мне и хвастался, что я окончила гимназию.

Клан предложил встретиться на скамейке в Трептов-парке. Увидев его, я жутко напугалась. По-голландски Бюрхерс всегда называл Клана Малышом, однако ж не сказал мне, что он карлик. Торс нормальный, лицо неглупое, только вот нижние конечности крошечные.

Я очень разозлилась, что Бюрхерс не предупредил меня, но быстро нашла способ одолеть свой испуг: знала, что существуют брахот, еврейские молитвы-благословения, которые читают при виде великанов или карликов. Я их не знала, но сымпровизировала: Барух Ата Адонай – обычная вводная фраза “Благословен Ты, Господь…”, а дальше: “…создавший очень маленьких людей”.

Потом мы вполне хорошо побеседовали.

– Мой друг Геррит делал странные намеки. Ты не зарегистрирована в полиции? Для этого есть причины? – с места в карьер поинтересовался Клан.

Я дала ему уклончивый, неопределенный ответ.

– Знаешь, девочка, что они делают с евреями? – спросил он и продолжил: – Они увозят их на Восток. Знаешь, что это такое? Убийство, вот что. – Он вздрогнул и повторил: – Да, убийство!

Тогда я выложила ему все ту же полуправду: я, мол, наполовину еврейка и потому живу на нелегальном положении.

– Ну и как с этой старушенцией, с вашей квартирной хозяйкой, ничего? – спросил он. И сразу начал прикидывать, как бы мне помочь. У него еще сохранились связи с подельниками по квартирным кражам. Но по нынешним временам даже в этих кругах никто не застрахован от идиотских коричневых предрассудков. Если мне понадобится другая квартира, лучше всего будет сказать, что мне надо скрыться, потому что как-то во время кражи я стояла на стрёме.

Потом я писала палочкой на песке, стараясь объяснить ему уравнения с двумя неизвестными. Мы еще несколько раз встречались в Трептов-парке. Бывший взломщик оказался поистине интеллектуалом: подолгу лежа в больницах, он прочел целые библиотеки. Он понял, что нацисты сделали антисемитизм ядром своей идеологии, и спросил себя: откуда берется эта ненависть к евреям? Заводил разговоры с врачами в больнице, брал книги из их домашних библиотек и таким образом приобрел основательные познания по теологии и истории церкви. И пришел к выводу, что корни антисемитизма уходят в христианство.

Эрих Клан много рассказывал мне о своей жизни. Первым браком он был женат на статной женщине нормального роста, которая подвергала его ужасным издевательствам. От этого брака он имел сына, теперь уже взрослого и сидевшего в тюрьме. Сын тоже стал преступником. Примкнул к банде, которая промышляла кражами со взломом, но порой не брезговала и уличными грабежами. А это последнее Клан решительно не одобрял. В подпитии шайка однажды совершила налет на киоск, водки им, видите ли, приспичило. Когда вмешалась полиция, началась перестрелка, и вот этот факт в особенности вызывал у Клана искреннее возмущение. Взлом для него был вполне законным промыслом, но применение силы он категорически отвергал. Он не выносил вида крови, чуть в обморок не падал, стоило кому-нибудь просто порезать палец. Я и представить себе не могла, что преступники бывают до такой степени чувствительны.

Вторым браком Клан женился на карлице, тупой, жестокой и ненавидевшей мужа. Поскольку же он снова и снова искал встреч со мной, я стала все больше опасаться, что наши отношения могут принять характер, к какому я совершенно не стремилась. Ведь меня легко шантажировать, а мысль, что Клан может сделаться навязчивым, была мне невыносима. Кроме того, узнай обо мне правду его супружница с коричневыми взглядами, она бы могла очень мне навредить.

Бюрхерс, обычно крайне ревнивый, в этом случае ни о чем не подозревал. Пришлось осторожно разъяснить, что впредь ему не стоит форсировать отношения между мной и его коллегой по работе. И все-таки однажды мы побывали в гостях у четы Клан, проживавшей неподалеку от Гёрлицкого вокзала в доме с уймой задних дворов.