Форма воды - читать онлайн книгу. Автор: Дэниэл Краус, Гильермо Дель Торо cтр.№ 59

Она сжимает ладошки Элизы так крепко, как только может, и ощущает трепетание голубиных крыльев.

– Если ты влипла, то не пугайся. Главное – не бояться. Я видела все в моей жизни. Проблемы любого сорта. И если тут замешан мужчина…

Элиза переводит взгляд на Зельду, та кивает, пытаясь ободрить подругу, но Элиза рвется прочь, а рычание и шипение автобуса нельзя игнорировать. Зрение Зельды туманится, поток слез, за которые она себя презирает; она не может показывать эмоции, когда пытается продемонстрировать силу.

Элиза вырывается из ее рук, но Зельда зовет, и подруга останавливается.

Зельда вытирает слезы тыльной стороной ладони.

– Я не могу допрашивать тебя, дорогая, – стонет она. – У меня свои проблемы. Собственная жизнь. Ты знаешь, когда-нибудь я покину это место и начну собственное дело, и я всегда представляла, что ты будешь рядом. Но я хочу знать – ты мне веришь? Мы все еще друзья, когда снимаем униформу?

Распухающее над горизонтом солнце брызжет искрами в ее мокрых ресницах. Похожие искры появляются на щеках Элизы, лицо ее морщится, словно она хочет заговорить, но она сжимает кулаки – фактически прикусывает язык – и только трясет головой перед тем, как рвануться к автобусу.

Зельда отворачивается, подставляя лицо солнцу, позволяя ему себя ослепить. Вытирает лицо дрожащей рукой, потом бросает это дело, оставляя мокрую пленку как защиту от сияния, от печали, от одиночества, от всего на свете.

24

Гляньте на армию работающих в рекламе мужчин: после тяжелого дня они тащатся в бар, смывают неудачу с помощью виски, проклинают обрушившуюся на них несправедливость.

Но что делает Джайлс Гандерсон?

Во-первых, он откладывает траурные мероприятия до следующего дня, поскольку он стар и устал. Во-вторых, он заливает горе даже не пивом, а молоком. В-третьих, один.

Он думал, что никогда больше не выберется из кровати: ни работы, ни денег, ни еды, ни друзей, если Элиза все так же злится на него. К чему отодвигать неизбежное? Потом утренний свет кристаллизовался в окне, словно радужное сияние хромированного прилавка в «Дикси Дау».

Если кто-то и может высвободить Джайлса из колючих лап судьбы, то это внимание Бреда… или Джона, если был верен другой бейдж, а не тот, что в прошлый раз.

Джайлс впервые за много лет оделся не так, чтобы соответствовать образу, а просто натянул старые шмотки и водрузил на голову парик. Затем попытался проигнорировать кашель «мопса», а по дороге кое-как связал порванные ленточки собственной гордости, чтобы вступить в «Дикси Дау» хотя бы с малой толикой обычной энергии.

Но Бреда нет на месте, зато есть очередь, похожая на гремучую змею, и она приняла Джайлса в объятия. Добравшись до прилавка, помня о своей нищете, он вынужден был заказать – разухабистой молодой женщине, обозначенной как «Лоретта» – самый дешевый пункт в меню, а именно стакан молока.

И теперь он сидит у стойки, не обращая внимания, что его бедра стонут от высокого табурета. Глотает молоко, берет короткую паузу перед тем, как вернуться к важному делу умирания.

Джайлс поворачивается, чтобы отвлечь себя черно-белым ТВ, воткнутым между ведерками с пластиковыми столовыми приборами. Прием отвратительный, но полосы помех не могут скрыть знакомые очертания – ряды чернокожих вскидывают руки над головой.

Молоко становится кислым прямо на языке. О, это то, что ему сейчас нужно!

Джайлс думает, не попросить ли Лоретту, чтобы она сменила канал, но женщина занята, погружена во флирт, превращает подмигивания и ужимки в целый флот заказанных пирожных. А еще в «Дикси Дау» играет кантри, и он может разобрать только обрывки из трансляции.

По ТВ что-то про Уильяма Левитта ^[36], пионера «пригородной» жизни, о том, как он не будет продавать участки неграм. Джайлс морщится при виде фотографии Левиттауна. Воображает себя в одном из зданий светлого кирпича, встречающим росистое утро в скромном домашнем халате за поливкой магнолий.

Этого никогда не будет, у него пожизненное заключение в изгрызенной мышами обувной коробке над «Аркейд», и это еще в том случае, если ему повезет.

Локти скользят по стойке, Джайлс поднимает взгляд… и вот он, ангел, слетевший с горних высей кухни. Даже сутулость не может скрыть рост, который должен быть больше, чем показалось сначала. Шесть футов три дюйма. Шесть футов три дюйма как минимум!

Бред нависает над стойкой, распространяя запах сахара и теста, и толстым розовым пальцем указывает на блюдо, забитое ярко-зелеными пирожными.

– Помню, как тебе нравились эти штучки с лаймом, – южный акцент вернулся, и Джайлс тает.

Фальшивый акцент, фальшивые волосы – так ли велика разница?

Разве нам не позволено потакать собственным маленьким слабостям, особенно если они радуют кого-то другого, того, кто нам дорог?

– О! – Джайлс вспоминает, что его бумажник пуст. – Я не уверен, что у меня с собой достаточно наличности…

Бред хмурится:

– Забудь об этом, партнер. За счет заведения.

– Вы слишком добры. Я не хочу об этом и слышать. Принесу деньги позже, – замысел возникает в затуманенном мозгу Джайлса, но разве сейчас, в низшей точке падения не время для того, чтобы совершать безумные поступки? – Или, может быть… Может, вы дадите мне свой адрес, чтобы я мог их занести?

– И кто тут слишком добр? Блин, работать здесь – то же самое, что управлять баром. Узнаешь людей. Слушаешь их истории. И знаешь, что я скажу тебе, мистер, о большинстве людей? Они могут поддерживать разговор так же, как я могу держать мешок бешеных котов. У нас не так много клиентов как ты. Умных, образованных. Помнишь всю ту фигню, которую ты мне рассказывал? Тебе есть о чем побазарить, и это прикольно. Так что ешь на здоровье, партнер.

«Берни, должно быть, прав, – думает Джайлс, ощущая, что вот-вот заплачет в ответ на это проявление великодушия. – Я стар, сентиментален, привязан к другому времени».

– Я не могу сказать вам, что это значит для меня… Я работаю в одиночестве… Поэтому разговоры… Я говорю с подругой, она моя соседка, но мы тут с ней… – отчаянные знаки Элизы все еще горят болью на его спине, точно следы от кнута. – Откровенно говоря, она не очень любит болтать. Так что… я благодарю вас от всего сердца. И вы должны звать меня Джайлс, – он выдавливает улыбку, очень хрупкую, как хрупок сейчас и весь его череп, ткни, и развалится, как Анджей. – Вы не можете субсидировать меня с помощью этого пирога и именовать меня «партнер».

Смех Бреда точно солнечный свет, колышущаяся на ветру трава.

– Черт, я никогда не слышал такого имени, честно говоря.

И по изгибу его губ Джайлс видит, что его настоящее имя озвучивается с той же легкой приязнью, с какой и рассказ о происхождении самого Бреда из совсем не южной Канады. После этого он не должен искать намеков, ему не придется шарить в телефонной книге, точно влюбленный школьник; не будет больше унижения, чашу которого он испил до дна.