Повседневная жизнь времен Жанны д`Арк - читать онлайн книгу. Автор: Марселен Дефурно cтр.№ 27

Насмешки и обличения были бессильны против требовани1 общественной жизни, выдвигавшихся в среде аристократии. Роскошь в одежде способствовала ослепительному блеску придворной жизни; государи и правители стремились его поддерживать, раздавая по случаю больших праздников «ливреи» сеньорам из своего окружения. К наступлению нового, 1400 г. Карл VI заказал триста пятьдесят упландов своих цветов и со своим гербом, чтобы одарить ими всех при дворе, начиная от родного брата и заканчивая самым скромным из рыцарей. В свою очередь Людовик Орлеанский к новогоднему празднику 1404 г. раздал своим приближенным не только одежду и двести золотых шляп «наподобие железных шишаков», но еще и драгоценности, и золотую и серебрянную посуду общей стоимостью почти в двадцать тысяч ливров.

На содержание отеля тратились огромные суммы, уходившие словно в бездонную пропасть, но принцы крови и самые знатные сеньоры не могли, не рискуя утратить величие, уклониться от вменяемой им в обязанность показной щедрости. Герцог Иоанн Беррийский, вполне заслуживший репутацию скупца, поддерживал неизменно роскошную жизнь в многонаселенном отеле; в составленном в 1398 г. списке перечислен служивший в нем персонал. Здесь более двухсот человек: возглавляют список семнадцать камергеров, десять секретарей, четверо дворецких и два «физика» (врача); затем идут те, кто прислуживал за столом: девять хлебодаров, три виночерпия, восемь стольников, нарезавших мясо, шесть слуг при кухне, двадцать три ключника (sommelier) и слуги (valets d'office); на кухне трудились сорок слуг разных специальностей, ведавших супами, соусами, фруктами, а также водоносов. При конюшне состояло около тридцати человек, писцов (clercs d'ecurie), возчиков и псарей. Наконец, развлечения герцогу обеспечивали «мастер забав», менестрели, «Дурень Миле и его слуга», король и прево бесстыдников. Разумеется, в этом перечне говорится лишь о домашней прислуге; к этому следует прибавить сеньоров, дам, оруженосцев и пажей, составлявших герцогский двор. Менее значительная особа, Рено де Три, который не был ни принцем крови, ни даже сеньором из самых знатных, держал, как мы видели, в своей деревенской резиденции многочисленный и блестящий двор.

С конца XIV – начала XV в. жизнь в домах знати стала подчиняться все более суровому этикету. После бедствий, поразивших французское королевство, он приобретает наиболее завершенный вид при дворах правителей, герцогов Бурбонских в Мулене и в особенности – герцогов Бургундских. Этикет превратился в священный ритуал, о котором посвященные говорили едва ли не с религиозным пылом. «Почему, – спрашивает Оливье де Ла Марш, – хлебодары и виночерпии стоят выше стольников и поваров? Потому что их род занятий связан с хлебом и вином, которым таинство Причастия сообщает священный характер». Застолья при бургундском дворе происходили по торжественному и пышному ритуалу, напоминая церковную службу – или оперное представление.

Не менее серьезно готовились к большим придворным праздникам, которые были не только развлечением, но и демонстрацией могущества и роскоши. Филипп Хабрый поручил Жану де Ланнуа, наиболее прославленному рыцарю своего времени, устройство праздств, которые должны были увенчаться произнесением «Обета Фазана», который дали герцог и его спутники, обещая отправиться в крестовый поход ради освобождения Иерусалима. Для того чтобы обсудить все подробности праздников, множество раз собирались «самые тайные советники», в число которых входили канцлер Ролен и первый камергер Антуан де Круа. Сцену «Обета» нередко пересказывали со слов Оливье де ла Марша, описывая большой зал, где зрители могли полюбоваться выставленными на обширных столах удивительнейшими блюдами: церковью с крестом, витражом и звонившими колоколами; судном с товарами и матросами; фонтаном из свинца и стекла, из которого вода изливалась на луг, огороженный драгоценными камнями; исполинским паштетом, в середине которого помещались двадцать восемь живых музыкантов, играющих на различных инструменах, рядом с «лузиньянским» замком, из башен дорого лилась апельсиновая вода, стекая во рвы; наконец, чудесный лес «как будто бы индийский, и в этом лесу множество причудливых зверей, которые двигались сами по себе, как если бы они были живые…»

Несомненно, праздники, устроенные по случаю Обета Фазана, носили характер события исключительного, о чем говорит и их распространившаяся по всему Западу слава. Но склонность к демонстрации роскоши и «представлениям с пышными зрелищами» была общей для всех герцогских дворов, и для того чтобы их устраивать, никто не нуждался в красивом предлоге вроде подготовки к крестовому походу. Прибытие иностранного посольства, свадьба знатной особы, возвращение правителя в свою столицу давали множество поводов для них.

На свадьбу дочери короля Рене ^[22] Иоанн де Бурбон прибыл верхом на боевом коне, покрытом попоной и?, зеленого с золотом бархата; за ним шесть парадных коней, «покрытых первый малиновым с золотом сукном, второй белым и голубым бархатом, третий дамастом с вышитыми и накладными золотыми горохами; четвертый малиновым бархатом с большими греческими буквами из золотой нити, из которых складывался его девиз, то есть слова „Надежда Бурбона“; пятый был под черным и лиловым бархатом, шестой под бархатом пепельным». Годом позже Иоанн де Бурбон присутствует в Шалоне на празднике, устроенном в честь герцогини Бургундской; на этот раз под ним был конь, «покрытый попоной из золотой парчи с нашитыми на нее маленькими фигурками из лилового бархата, а щит у него был обтянут белым бархатом, усыпанным золотыми звездами»; его сопровождали музыканты с трубами и рожками и десять дворян, одинаково одетых в малиновый бархат.

Свадьба дочери всего-навсего мажордома Карла VI дала повод устроить великолепные празднества, которые продлились не меньше недели и на которых восторженным зрителем присутствовал испанский капитан Педро Ниньо: «Там было много богатой золотой и серебряной посуды, и множество блюд, приготовленных различными способами. Там было столько народу, что одними только музыкантами, игравшими на всевозможных инструментах, можно было бы населить целую деревню… И еще слышалось пение. Там и здесь начинались танцы, хороводы и бранли, и дамы и рыцари были одеты в такие удивительные и столь разнообразные наряды, что и описать их невозможно из-за того, сколь огромно было их число. Эта свадьба продлилась целую неделю. Когда Празднества закончились, дамы собрались и сказали рыцарям и любезным вздыхателям, что, из любви к своим подругам, они должны устроить очень хороший праздник, на котором будут в красивых доспехах биться на поединках; сами же дамы закажут за свой счет роскошный золотой браслет; посмотрев, как бьются рыцари, они отдадут браслет тому сеньору, кто будет сражаться лучше всех прочих».

Тем не менее подобная утонченность сопровождалась у тех, кто ее проявлял, грубостью и резкостью манер, на наш взгляд, вступавших с ней в противоречие. Французский двор, где страстно увлекались игрой и где королева Изабо ^[23] подавала пример беспутной жизни, напоминал притон. Между знатными сеньорами нередко вспыхивали ссоры, которые порой заканчивались трагически. В своем замке в Эдене Филипп Добрый, так строго придерживавшийся этикета, предлагал своим гостям развлечения, на наш взгляд, более чем сомнительного вкуса: в устроенной им галерее, через которую он вел своих гостей, ряд автоматических устройств колотнли их палками, осыпали мукой или пачкали сажей, поливали водой; у входа были расположены «восемь труб, чтобы снизу брызгать на дам…».