Глава 21
Грейфе всегда ждал неприятностей по службе. Да и как их было не ждать, если они сыпались на него со всех сторон, словно из рога изобилия. Практически не проходило двух-трех дней, чтобы кто-нибудь из начальства за что-то не выговаривал ему, не предупреждал, а то и просто не угрожал. Почему-то получалось так, что именно он, Грейфе, виноват во всех провалах. А они, как назло, в последнее время следовали один за другим. Но ладно бы, если бы только ругали. К этому в конце концов можно и привыкнуть. Так нет, после каждого провала, после каждой неудавшейся акции требовали придумывать что-нибудь новое, еще неизвестное русским. Одной из таких придумок было использование в качестве диверсантов детей и подростков. Расчет был на доверчивость и любовь русских к подрастающему поколению. Думалось, кому придет в голову подозревать в чем-то плохом мальчишек, удящих рыбу с моста? Да, конечно, никому. А мальчишки между тем возьмут да и заложат под опору фугас с часовым механизмом. Эту придумку отдела начальство приняло и одобрило с большим удовлетворением. И сразу же было приказано приступать к ее реализации. Начался подбор детей и подростков. В Гемфурте, недалеко от города Касселя, была создана специальная детская диверсионная школа. В нее стали поступать дети из концлагерей, из оккупированных советских городов и деревень. Их обучали, перевоспитывали, просвещали, влюбляли в Германию, в новый порядок. Лаской, лестью, обманом, клеветой отучали ото всего советского. И, добившись определенных результатов, забрасывали в тыл Красной армии. А дальше все летело к чертям собачьим. Дети, эти русские волчата, едва опустившись на родную землю, тут же со всем оружием и снаряжением являлись к советским властям или в ближайшие воинские подразделения. Грейфе уже не раз крепко попадало и за это. Тогда он предложил значительно повысить требовательность к отбору детей для школы. Брать в нее не только здоровых и крепких, но в первую очередь таких, чьи родители были заклятыми врагами советской власти. И еще у него были продуманы кое-какие предложения, которые он пока что не торопился высказывать. Конечно, попадало не только ему и его отделу. Грейфе знал, что доставалось и хваленому абверу. Нередко взбучки перепадали и самому «кляйн адмиралу». Но Грейфе-то от этого было не легче…
Однако это были неприятности, так сказать, по делу. Но случались и иные, когда он абсолютно ни в чем не был виноват и когда начальство вдруг устраивало ему разнос просто потому, что давно уже его не ругало. Такие неприятности Грейфе обычно предчувствовал, ясно ощущая время от времени, что ему не то чтобы чего-то не хватает, но вроде как недостает чего-то привычного. Сегодня, когда его везли на работу, он испытывал именно такое ощущение. И, как всегда в таких случаях, предчувствие его не обмануло. Едва он переступил порог своей приемной, Эгерт немедленно доложил:
— Вами интересовался начальник управления.
— Давно? — сразу обеспокоился Грейфе тем, что пришел позднее бригаденфюрера.
— Минут десять назад.
— Да, но еще время не вышло, — взглянув на часы, оправдываясь, пробормотал Грейфе. — А по какому вопросу? Не предупредил?
— Нет. Просто спросил, где вы. Я ответил, что скоро будете, — доложил Эгерт.
— Правильно, — одобрил Грейфе. — Шифровки были?
— У вас на столе.
— Хорошо. Узнайте, кто у бригаденфюрера, — приказал Грейфе, скрываясь за дверью кабинета.
Не присаживаясь за стол, он раскрыл папку с донесениями, подготовленными отделом спецсвязи. Это была обычная рабочая почта, которую он читал каждый день по нескольку раз. Ничего особо заслуживающего внимания в ней сегодня не было. Но одно донесение заставило Грейфе кисло поморщиться. Это было запоздалое подтверждение резидента в Иране о ликвидации группы диверсантов, заброшенной в Каракумы еще в июне. Связь с группой оборвалась почти сразу после того, как от диверсантов было получено первое сообщение о прибытии на место. Потом было еще два сообщения о том, что группа приступила к выполнению задания. Но Грейфе почему-то в них усомнился. Резидент немецкой разведки в Иране получил задание проверить, а потом и перепроверить эти сообщения диверсантов. И вот окончательный ответ. Группа ликвидирована советской контрразведкой…
Грейфе подумал, что, очевидно, Шелленберг вызывает его совсем не по этому поводу. Что его наверняка беспокоит какой-нибудь другой вопрос. Но на всякий случай все же решил прихватить с собой и шифровки.
— Бригаденфюрер ждет вас, — переступая порог кабинета, доложил Эгерт.
Грейфе сунул папку под мышку и отправился к Шелленбергу.
Начальник управления был в хорошем настроении. Он даже ухмылялся. Но это могла быть фальшивая ухмылка. Грейфе видел такие не раз, видел, как они вдруг безо всяких причин сходили с лица и оно тут же принимало суровое, почти каменное выражение. Поэтому ухмылке бригаденфюрера он не придал никакого значения. А Шелленберг, сложив руки на груди и оглядев начальника восточного отдела с головы до ног, задал ему довольно неожиданный вопрос:
— Ну-с, Грейфе, что-то вы давненько ничего не докладывали мне, как идет подготовка к акции, которую от нас ждет сам фюрер?
«Вот что ему понадобилось знать, — сразу отлегло у Грейфе от сердца. — Я-то докладывал. Да вы-то не больно желали слушать. А теперь, значит, потребовалось…»
— Обергруппенфюрер абсолютно в курсе всех дел, бригаденфюрер, — посчитал он необходимым доложить в первую очередь. — Он вызывает меня…
— Знаю, Грейфе. Все знаю, — перебил его Шелленберг. — И мне все известно о том, что уже сделано. Но ведь сделано-то ничтожно мало!
«Такого даже обергруппенфюрер не говорил», — подумал Грейфе. И согласился:
— Мало, бригаденфюрер. Хотя все идет по плану…
— Ох, эти планы, Грейфе! — вздохнул Шелленберг. — Мы сами их составляем! Сами утверждаем! И сами проваливаем! Так?
— Бывает, что и так, — снова согласился Грейфе, все еще не понимая, почему Шелленберг заинтересовался вдруг делом, когда оно не только еще далеко до завершения, но и находится в явно невыигрышном состоянии.
— А почему? — продолжал Шелленберг.
— Причины всегда находятся, бригаденфюрер. И не всегда все зависит от нас, — стараясь избегать конкретности, ответил Грейфе.
Но именно на конкретность-то, как выяснилось далее, и нацеливался начальник управления. Потому что в следующий момент обратился уже непосредственно к ней:
— Это так, Грейфе, если говорить вообще. А вот почему почти на месте топчется подготовка? Не задумывались? — сделал он небольшую паузу. — Ну, так я вам отвечу на этот вопрос. Потому что вы работаете без должного размаха. Кто вам помогает?
— Штурмбаннфюрер Скорцени и штурмбаннфюрер Вольф, — ответил Грейфе.
— Это какой Вольф? Который работает у Мюллера?
— Так точно, бригаденфюрер. Начальник отдела IVB2.
— Вот так, два человека. А фактически вы все пытаетесь делать сами, Грейфе, — констатировал Шелленберг. — Мотаетесь туда, мотаетесь сюда. А дело еле движется вперед. Я прав?