Эгерт заглянул в характеристику. Фамилия у кандидата была немецкая — Дреер. Звали его Паулем, хотя рядом с этим именем, правда, в скобках, стояло и другое — Павел. Отчество — Людвигович.
Дрееру задавал вопросы не только Грейфе, но и Скорцени. Штурмбаннфюрер в их разговор включился не сразу. Он вначале внимательно, и было похоже, что даже с любопытством, долго разглядывал Дреера. При этом на губах у маститого террориста блуждала все время какая-то непонятная то ли лукавая, то ли снисходительная ухмылка. Эгерт так и не понял, чем она была вызвана. Но он запомнил, что она была.
В конце беседы Грейфе сказал:
— Мне было интересно с вами познакомиться, господин Дреер. Для вас забронирован номер в гостинице «Унтер-ден-Линден». Номер оплачен. Трехразовое питание в ресторане гостиницы тоже. Поезжайте туда. Отдыхайте. Напротив есть кинотеатр. Развлекайтесь. Но пусть дежурный всегда знает, где вы. Сейчас Эгерт даст вам адрес гостиницы, свой телефон и немного денег на карманные расходы. Через несколько дней он сообщит вам, когда вы нам понадобитесь снова.
Дреер поблагодарил Грейфе за заботу и пообещал из номера, кроме как на завтрак, обед и ужин, никуда не выходить.
— Я буду отсыпаться, герр оберштурмбаннфюрер. Буду считать, что мне дали первый отпуск за все время с тех пор, как большевики пришли в Латвию.
Грейфе это понравилось, и он даже хлопнул Дреера по плечу. После этого Эгерт повел его по коридорам к выходу, предварительно снабдив всем, что пообещал ему Грейфе.
Третий кандидат немецкого языка не знал. И беседа задержалась до возвращения Эгерта. Поскольку в предыдущей беседе Эгерт участия не принимал, так как собеседники отлично обходились и без него, он от нечего делать досконально разглядел этого третьего. И надо сказать, что тот сразу чем-то привлек его внимание. Потом, чуть позднее, когда кандидат разговорился, Эгерт даже уточнил для себя, чем он отличался от своих предшественников. В нем проглядывала этакая прямо-таки змеиная изворотливость. Он, бесспорно, как Фильчаков и как все другие, подобные ему, смертельно боялся своих новых хозяев. Животным страхом боялся попасть к ним в немилость, стать неугодным. Такое могло случиться из-за пустяка. А последствия этого могли быть самые роковые. Любой чин, даже средний, запросто мог прихлопнуть такого Фильчакова как муху. А Политов, Эгерт сразу почувствовал это, за здорово живешь себя бы не отдал. Непременно стал бы выкручиваться, врать, клеветать и не задумываясь предал бы и второй раз, и третий. Такого заставить делать то, что требуется, можно только одним способом: поставить его в такие железные условия, в такие жесткие рамки обстоятельств, вырваться из которых он был бы бессилен.
Очевидно, таким же показался Политов и Грейфе, потому что он сразу же начал загонять его своими вопросами в угол. Грейфе держал в руке характеристику, читал ее про себя и задавал Политову вопросы.
— Вы добровольно перешли на нашу сторону тридцатого мая сорок второго года на фронте. Ваша последняя должность в Красной армии? — спросил Грейфе.
— Командир стрелковой роты, герр оберштурмбаннфюрер, — ответил Политов.
— Вы перешли с оружием в руках. Что у вас было?
— Автомат ППШ с двумя магазинами патронов, пистолет ТТ с двумя снаряженными обоймами и две гранаты оборонительного характера.
— Почему оборонительного? — не понял Грейфе. — Ваши же войска в то время наступали.
— На случай, если бы за мной началась погоня, герр оберштурмбаннфюрер.
Грейфе удовлетворенно кивнул. И продолжал:
— Вы попали в лагерь военнопленных. Куда?
— Сначала на пересыльный пункт под Ржевом, герр оберштурмбаннфюрер. Затем в Демьянский лагерь. Потом в Витебский… — начал перечислять Политов.
Грейфе жестом остановил его.
— Что сделали вы полезного в Демьянском лагере? — спросил он.
— Мне удалось внедриться в группу, готовящуюся к побегу. Я познакомился со всеми ее членами. Узнал их фамилии и имена. И обо всех своевременно сообщил коменданту лагеря. Их всех схватили еще перед побегом, герр оберштурмбаннфюрер, — не без бахвальства ответил Политов.
— Сколько человек входило в группу?
— Если память не изменяет, герр оберштурмбаннфюрер, восемнадцать человек, — подумав, назвал число Политов.
— Хорошо, — одобрил Грейфе. — Расскажите о вашей помощи рейху в Витебском лагере.
— Там я пробыл несколько месяцев, герр оберштурмбаннфюрер. Передо мной была поставлена конкретная задача: выявить подпольный лагерный комитет. Это было очень сложно, герр оберштурмбаннфюрер. Подпольщики имели хорошо продуманную секретную службу оповещения и связи. Но мне посчастливилось встретить в лагере одного моего бывшего сослуживца, политработника. Его никто не мог разоблачить. Иначе он никогда бы до лагеря не дошел. Но здесь я сразу понял, что он-то наверняка в курсе дела, которое меня интересует. Так оно и оказалось. Он меня порекомендовал. Но они все равно проверяли меня почти два месяца. Потом все же поверили. Еще примерно месяц ушел на то, чтобы узнать все их связи до конца. А когда все было установлено, их всех взяли в один час, герр оберштурмбаннфюрер, — дал полный отчет Политов.
— Куда вас перевели потом?
— Сначала в Демблин, потом в Ламсдорф в лагерь номер триста сорок четыре. Там завербовали ваши люди из СД и отправили на два месяца на учебу в «Русланд-Норд». Оттуда я был направлен камерным агентом в городскую тюрьму в Вене, — закончил свой послужной список Политов.
— Почему именно вас направили в «Русланд-Норд»?
— В Ламсдорфе мне удалось выявить связи заключенных на воле.
— Какие же конкретно?
— Удалось напасть на след распространителей вражеской пропаганды. Те слушали радиопередачи из Лондона, записывали их, перепечатывали на машинке и раздавали населению и кое-что даже ухитрялись переправлять в лагерь, герр оберштурмбаннфюрер, — ответил Политов. — А в лагере от этого начинались всякие волнения.
— Наши службы характеризуют вас как убежденного противника большевизма. Чем бы вы хотели заняться у себя на родине, если бы вам предложили там работу? — продолжал расспрашивать Грейфе.
Политов взметнул брови. Ему показалось, что Грейфе открыл перед ним завесу молчания и высказал цель знакомства. Но если это так, то Политову совсем не чему было радоваться. Возвращаться в разграбленную Россию ему абсолютно не хотелось. К тому же там в два счета можно было схлопотать пулю. А это и вовсе не входило в планы Политова.
— Я бы все силы приложил к тому, герр оберштурмбаннфюрер, чтобы навести и утвердить на моей родине новый порядок.
— Очень хорошо, — снова одобрительно кивнул Грейфе. И, сделав небольшую паузу, продолжал уже в ином тоне: — Господин Политов, на одном из первых допросов еще в Демьянском лагере вы показали, что ваш отец был полковником старой русской армии. Вы сами понимаете, что проверить эти данные у нас нет никакой возможности. Поэтому скажем: пусть это так и есть. Хотя, откровенно говоря, я глубоко уверен в том, что у вашего царя просто не было столько полковников, сколько ваших людей, изъявивших желание служить нам, выдают себя за их детей. Но, я уже сказал, пусть это так и будет.