В лицо террористам ударил ветер и капли воды. Снова начинался дождь.
Глава 50
Круклиса спасли илистое дно и густой, как зубная щетка, прибрежный камыш. Влетев в него, как снаряд, объятый пламенем По-2 поднял в воздух высоченный бурун озерной воды и ткнулся в береговой обрыв. Это удержало его от капотирования, а обрушившаяся сверху вода частично притушила огонь. У Круклиса обгорела спина, оказалась сломанной ключица, были повреждены два ребра. Но он остался жив и даже нашел в себе силы не только самому выбраться из самолета, но и вытащить летчика. Однако поднять его на берег он уже не смог. Оттащил лишь от самолета шагов на пятьдесят и потерял сознание.
В тот же день Круклиса доставили в Москву. Клавдия Дмитриевна, его жена, настояла на том, чтобы его определили в Главный военный госпиталь и положили в отделение, которым она заведовала. Руководство наркомата поддержало ее просьбу. Для Круклиса нашли отдельную палату с телефоном.
Переносы, переезды, перелеты очень измучили Круклиса, к тому же еще оказалось, что у него сильно повреждена нога, и он, едва его уложили в палате на койку, сразу же уснул.
Но перед этим он все же успел дать несколько указаний Доронину, появившемуся в палате почти следом за Круклисом. Главным из них было — отныне круглосуточно слушать Ригу на известной волне. Сообщение об отправке мотоцикла из мастерской на аэродром могло поступить в любую минуту. А это означало, что операция по заброске террористов в Москву практически началась.
На следующий день с утра Круклиса возили на рентген. Потом, поскольку у него довольно сильно была обожжена спина, ему сделали переливание крови. Во второй половине дня к нему приехал Ефремов. Но прежде чем появиться в палате, он долго разговаривал с Клавдией Дмитриевной. А когда наконец зашел, то первым делом облобызал полковника. И искренне радуясь тому, что он остался жив, сказал:
— Больше ты у меня, пока вместе служим, не то что на самолете, на трамвае никуда не поедешь!
— Посмотрим, — усмехнулся Круклис.
— И смотреть нечего! Ведь как не хотел отпускать…
— Правильно сделали, что отпустили, Василий Петрович. Разрешите доложить?
— Да ты не докладывай, а рассказывай.
— Задание, товарищ генерал, выполнил. Наше предположение полностью подтвердилось. Действительно, готовится серьезнейшая террористическая акция. И со дня на день следует ожидать засылки террористов в Москву. Дело у них сейчас остановилось только из-за средства доставки. В Риге ждут прилета того самого специального самолета, о котором в свое время докладывал Пяткин…
И Круклис рассказал обо всем, что ему удалось узнать за линией фронта. Ефремов слушал его с повышенным вниманием. Не перебивая и не переспрашивая. И только один раз не выдержал, попросил подтвердить:
— Неужели своими глазами видел этих гадов?
— Видел, Василий Петрович, четко и ясно видел, как вас сейчас. И пальто кожаное, которое для него сшили, видел и даже щупал, и о мотоцикле, на котором они должны будут въехать в Москву, мне тоже кое-что известно, — подтвердил Круклис и рассказал о том, как удалось собрать все эти данные.
— Цены нет твоим сведениям, — сказал Ефремов. И усмехнулся: — Значит, надеются…
— Выходит, так, Василий Петрович.
— И думают, что всех перехитрили?
— Без этого не стали бы доводить дело до конца. Да теперь они уже и не отступятся от него. Если даже у кого-нибудь и появится мысль о том, что толку от этой затеи не будет, вслух высказывать ее не станут. Побоятся. На таком мудреце сразу же и отыграются. Его в первую очередь и обвинят в провале всей затеи, — высказал свои доводы Круклис. — Наверняка верхушка цепляется за эту акцию, как утопающий за соломинку. Так кто же из подчиненных осмелится эту соломинку вырвать из рук утопающего?
— И особенно сейчас, когда мы стоим на пороге Германии! Ты во всем совершенно прав, мой старый боевой друг, — полностью согласился с доводами Круклиса Ефремов. — Давай решим еще один очень важный вопрос.
Круклис приготовился слушать.
— Руководство наркомата полностью полагается на твое благоразумие, Ян, и дает тебе право самому решить, учитывая твое состояние: сможешь ты сейчас продолжать руководить операцией по обезвреживанию вражеской агентуры или нет?
Круклис ответил почти не раздумывая:
— В этих условиях, Василий Петрович, делать это будет очень трудно. А за чуткость благодарю…
— Да подожди ты благодарить, — не дал ему договорить Ефремов. — Условия изменим. Создадим. Перевезем и положим тебя прямо у себя, в медпункте. Комнатку там уже подобрали… Ты не об условиях думай. Ты свои силы хорошенько взвесь. Кстати, супруга твоя особо не возражала.
— А мне в таких вопросах ее согласия не требуется, — заметил Круклис. — И если действительно у меня все будет, что называется, под рукой и я со всеми смогу обо всем говорить, чего же тут взвешивать, Василий Петрович?
— Значит, ты сам доводишь дело до конца?
— Только так учили меня мои учителя.
— Ни секунды не сомневался в том, что ты их достойный ученик. Ладно. Тогда пока отдыхай и копи силы, — попрощался с ним Ефремов.
На следующий день Круклиса перевезли туда, куда обещал Ефремов. Здесь Круклис прежде всего в полном объеме, со всеми подробностями выслушал доклад Доронина. И тут же принял решение: агента, который явится в Москву за пленкой, не брать.
— Мы его вызовем и второй, и третий раз и в конце концов возьмем вместе с этим истопником прямо у него на квартире. А пока не надо лишний раз настораживать. Пусть думают, что все идет как надо, — объяснил он это решение.
— За Барановой установлено постоянное наблюдение. Она, как вы и предполагали, еще раз вышла замуж. Живет на квартире у мужа, некоего Тимофеева, но на сей раз фамилию не меняла, — докладывал Доронин.
— Не меняла… А почему? — подумав, спросил Круклис.
— Мы такой вопрос перед собой не ставили, — признался Доронин.
— Я вам отвечу на него. А потому, что там, в Ташкенте, не знала, да и сейчас еще не знает: с какой фамилией ей лучше вернуться в Москву. Ибо для нее еще неясно, на каком положении она собирается тут жить: на легальном, полулегальном или совсем нелегальном. И где: в проезде Соломенной Сторожки, если переезжать придется завтра, в Томилино, если предстоит жить на полулегальном положении, или на Арбате, естественно, через неделю после освобождения Риги, если каким-то путем удастся узнать, что квартиру не обыскивали и как после грабежа ее опечатали, так она и стоит нетронутой. Таково одно объяснение. Есть и второе. Но тут вы были правы, оно сейчас не так уж и нужно. Важнее другое: кто этот новый муж Барановой?
— Вполне лояльный человек. Уже пожилой. От воинской повинности освобожден по состоянию здоровья. Был вдов. В Ташкент выезжал к своей единственной родственнице — больной родной сестре. Прожил у нее три месяца, похоронил. Тут-то его, надо думать, и подцепила Баранова. Ни в какой деятельности, враждебной советской власти, никогда замешан не был, — дал справку Доронин.