— Тихо! Большая девочка. Так, ну и кто полетит со мной?
— Специально обученная женщина. Она довезет вас до дома Елены, дальше сами.
— Погоди, а ваша организация не удивится тому, что женщина в маразме резво скачет по улице?
— Они уже забыли о тебе, Джессика. Ты не представляешь интереса.
— Вот сейчас обидно было, — проворчала бабуля, — ладно, пойду собирать вещички. А вы тут потолкуйте без меня. Хан, Ева вся на взводе. Ты это… успокой ее по-мужски.
В итоге из гостиной ушли мы, дав Джессике возможность собираться и громко распевать частушки на незнакомом языке. А Хан утащил меня в спальню и плотно закрыл дверь.
— Я отвезу Джессику, — проговорил тихо, — потом отвезу тебя на осмотр. Здесь есть хорошая клиника, там нет Ордена. Ева…
— Что? — буркнула, глядя в окно.
— Ева, не бойся.
— Это твои коллеги сделали! — прошипела я. — Это все они! Ублюдки! Оставьте нашу семью в покое!
Рявкнула, повернувшись к Хану. Тот лишь нахмурился и бросил:
— А из-за кого твою семью не оставляют в покое?
Я задохнулась от возмущения, открыла рот и… закрыла.
— Я тебя поняла. Женщины — зло.
И ушла к бабуле помогать. Вот и пообщались.
Хан вдогонку мне треснул кулаком по постели и выругался. Ничего, пусть попсихует. Сама я вдруг резко успокоилась. Сейчас главное отправить бабулю, а дальше уже разберемся. С мамой все будет хорошо. Главное, повторять это как мантру.
Глава пятнадцатая
Хан очень торопился выехать из временного укрытия, так как даже его стальная выдержка начала давать трещину. Ева, чертова ведьма, не желала признавать очевидные факты. И по-прежнему злилась. Джессику обняла, едва не заплакала, а ему сухо сказала, что надеется на езду без аварий. Хан намек понял и проглотил ругательства. С беременной спорить бесполезно. Вот уж точно, женщина отключает мозг, когда ей выгодно. И прекращает воспринимать информацию, зацикливаясь на себе.
Хоть и держался он спокойно, но дверью машины хлопнул от души.
— Можешь выругаться, — предложила Джессика, — помогает.
— Прости, но твоя внучка иногда невыносима.
— Бросить ее хочешь?
— Нет, скорее прибить. Чтобы никто другой больше так не мучился.
— Ну значит — любишь, — «успокоила» его Джессика. — Не злись на Еву, она привыкла быть самостоятельной. С такой матерью-то неудивительно. Я ее воспитывала, но тоже часто бывала занята. Ева привыкла с ранних лет сама решать, что ей делать и как. И мужчин частенько осаживала с их попытками командовать. А тут явился ты, спасаешь, командуешь, ребенка вон сделали. У нее все на сто восемьдесят градусов повернулось.
— И что делать? Я не привык, чтобы женщины, кхм, вели себя так.
— Не привык он, — хмыкнула Джессика. — Сам выбрал, сам и мучайся. Серьезных отношений, что ли, не было?
— Работы много, — ответил Хан. — Не до отношений как-то было. А тут она. Ведьма!
— Ведьма, — кивнула Джессика. — У нас в семье были ведьмы. Ну как ведьмы, знахарки, но для тех времен все равно что ведьмы.
Хан кивнул: он был в курсе семейного древа этой сумасшедшей семьи.
Ему повезло, что сумел купить билеты на ближайший рейс до Франкфурта, а оттуда уже до Канады. Правда, пересадка долгая, семь часов. Но это мелочи. Главное, что Джессика спокойно долетит под присмотром Анны. Квалифицированная медсестра, которой не привыкать перевозить подобных больных.
— Вы лучше на всякий случай изображайте старушку, — посоветовал Хан.
— Это будет сложно, — с самым серьезным видом ответила Джессика, — я ведь женщина в самом расцвете сил. Мне слюну пускать надо?
— Просто сидите и молчите.
— Даже петь нельзя?
— Джессика!
— Это нервное, Хан, — вдруг тихо сказала она, беря его под руку. — Беспокоюсь я за Елену. Не везет ей, хоть и популярна и богата. Как отец Евы ушел от нее, так и начала она дурить. Ладно, хоть не алкоголь и не наркотики, а просто мужики. Живет ярко, но как мотылек, который вокруг лампы. Движение в сторону, и все — сгорит.
— Все будет хорошо.
А что он еще мог сказать? Подобные откровения обычно резали по сердцу, лишний раз напоминали, что у него-то семьи нет.
Не было.
Хан аж замер, машинально продолжая смотреть на огромное табло с расписанием самолетов. Здесь они должны были встретиться с Анной.
Семья.
Ева и ребенок. Это ведь семья, верно?
От осознания этого на миг перехватило дыхание.
Когда-то Хан почти поверил в то, что семья Богдана стала ему родной. Но один проступок — и Вацлав его исключил из близкого круга.
А вот Ева и ребенок — их общий ребенок — тут все было по-другому.
Нюанс: Ева не хотела его прощать. Но он постарается. Обязательно постарается.
Все еще ошарашенный откровением, Хан дождался появления Анны, убедился, что она и Джессика улетели, после чего отправился домой.
Завтра он собирался встретиться с Богданом и выяснить, почему его названый брат так настойчиво советовал отправить вещи Дамаль не через русское отделение Ордена, а курьером. По телефону он говорить отказался, лишь буркнул, что можно встретиться в кафе. И что в Москве куча Инквизиторов, обшаривают все уголки. Аэропорты и вокзалы под контролем.
Еву надо как-то вывозить еще дальше, они слишком близко. Опасно близко.
И убедить уже ее оставить мысль о мщении. Орден непоколебим, бороться с ним одной — самоубийство. Лучше он спрячет ее до того времени, пока все не успокоится. Новые документы, новая жизнь. В конце концов, Ева Дрейк может «погибнуть» в автокатастрофе, а среди выпускниц закрытой школы появится новая девушка. С новыми лицом и манерами.
Он уговаривал сам себя, хотя в душе понимал: Ева на такое не пойдет. Да и какая воспитанница с животом? Скорее уж просто женщина со стороны, из тех, на которых никто из Ордена не женится. Только роль любовницы.
А на такое уже не готов он.
Путь до временного убежища казался бесконечным. Быстрее, быстрее вернуться и сказать ей все, что хотел. Объяснить, уговорить, убедить.
Вот и знакомый дом, и квартира. Хан на мгновение замешкался, прислушиваясь, огляделся. Нет, он не опасался, что их найдут. Кому придет в голову искать Хищницу на квартире, которая досталась одному из Инквизиторов. Учитывая, что о ней знал только Богдан.
Дверь он открывал тихо. Вдруг Ева заснула. Пусть спит, ей сейчас это необходимо.
Хан шагнул через порог и замер, насторожился, как гончая.
Тихий звук повторился, и уже не осталось сомнений: в глубине квартиры плакали. Хан плавным беззвучным шагом проскользнул в сторону спальни, снова замер.