Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец света - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Косякова cтр.№ 40

Средневековые художники с большим энтузиазмом иллюстрировали этот образный текст. Один из его фрагментов описывает, как рыцарь идёт по мосту в башню. Подобный «визуальный код» встречается и у Босха в изображении всадника со шлемом, маркирующем его принадлежность к воинам, и, возможно, кубком, а скорее всего, с потиром (евхаристическая чаша) в руке – эта сцена повествует о его постыдных поступках, краже в церкви, святотатстве. Ещё более очевидные параллели с видениями Тнугдала читаются в филигранных деталях ада триптиха «Сад земных наслаждений».

Босх был мастером триптиха, он создавал уникальные истории, предлагая свою трактовку священных сюжетов и событий. В XIV–XV вв. форма триптиха была распространена в Нидерландах и использовалась как украшение алтаря в литургических практиках. Триптихи становились важной и концептуальной частью интерьера собора, усложняя свой замысловатый и без того нарратив за счёт возможности открывания и закрывания створок. Большая часть работ Босха – это триптихи, их было, предположительно 16, из них, видимо, 5 дошли во фрагментах, а о 3 рассказывают лишь письменные свидетельства. Уважаемые исследователи и научные каталоги продолжают спор о работах художника. Например, компендиум, посвященный Босху и выставке в Мадриде 2016 года включил 8 триптихов Босха, 16 отдельных произведений, 1 частично сохранившийся триптих и 12 рисунков¹¹¹; в то время как монография Стефана Фишера, выпущенная издательством «Taschen» в 2016 году, атрибутирует авторством самого Босха лишь 7 триптихов, 13 отдельных произведений, 1 частично сохранившийся триптих и 12 рисунков (при этом мастерской и подражателям Босха приписываются: «Фокусник», «Поклонение волхвов», «Брак в Канне», «Страшный суд» из Брюгге и др.)¹¹².

Несмотря на предзаданную религиозную проблематику триптихов, Босх изобильно вводит в них мирские сюжеты, сцены быта и повседневности. Современному зрителю порой даже сложно представить, что триптихи Босха были частью алтарной композиции. Обилие повседневности – программный компонент его работ, поскольку грех, апокалипсис частный и всеобщий, происходит не где-то там, в будущем, а здесь и сейчас, непосредственно в жизни каждого человека. Это прижизненное проживание финала душой индивидуума, проявляющее себя в историческом времени и воплотившееся в упадке, сопряженное с ощущением тотального апокалипсиса и неминуемого Страшного Суда. Триптих Босха «Воз сена» – аллегория «ванитас» (лат. vanitas – «суета, тщеславие») ^[24]: «строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, – каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть» (1Кор. 3:12). Новозаветная образность, упоминающая травы, цветы, сено связана не только с идеей быстротечности времени, тщеты мирского, суда над тленным («а богатый…прейдет, как цвет на траве», Иак. 1:10–11), но и с возможным раскаянием верой в божественное Слово: «Ибо всякая плоть – как трава, и всякая слава человеческая – как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал; но слово Господне пребывает вовек; а это есть то слово, которое вам проповедано» (Шет. 1:24–25). Уже в триптихе Босха визуально кодируется послание, свойственное прекрасным фламандским натюрмортам, изображающим яркость, но быстротечность природы, жизни, цвета перед лицом вечности.

Внешняя и внутренняя стороны триптихов Иеронима Босха образуют единое художественное высказывание.

Сомкнув створки триптиха «Воз сена», зритель обнаруживает на них изображение путника. Можно предположить, что это бедный пилигрим, как часто его идентифицируют по рваной одежде и трости. Однако символика одежды, пёс, беспокойный пейзаж, шаткий мост и в особенности короб за плечами указывают на распространённый в Средневековье социальный тип маргинала-коробейника – кочующего по городам торговца. Подобными коробейниками в Средневековье обычно были евреи, и к ним в те времена относились довольно пренебрежительно. Они нередко уличались в неблаговидных делах и в нарушении закона, о чём свидетельствует ряд документов XVI века, в весьма негативном свете описывающих поступки коробейников. Ещё в 1531 году императором Карлом V был издан указ, направленный против деятельности этих торговцев, а английский указ 1572 года запрещал коробейникам (как и колдунам) свободное перемещение по землям без разрешения на то двух судей.

Рис. 113. «Воза сена», створки.

Особенно отталкивающий образ еврея присутствует в «Зерцале грехов» XIV века (старо-голланд. Spiegel der sonden, сохранился в прозаическом виде от 1434-36 гг., и поэтическом от 1440–1660 гг.) – популярном произведении, подробно обсуждающем смертные грехи и их различные проявления. В этом тексте описывается алчность торговцев, а целая глава посвящена перечислению проступков коробейников: они врут о качестве своих товаров и клянутся, что их товары самые лучшие, они просят слишком высокие цены, дают вещи в залог, а потом их же скупают за более низкую цену, они показывают один товар, но продают другой, они продают товары с дефектом, и поэтому, когда показывают товары, предпочитают находиться в тёмных закоулках. Из этого автор делает вывод, что коробейники в своей притворности выдают вещи в лучшем свете, нежели они есть, и своими действиями показывают, что коробейники – дети тьмы, ибо они ищут тёмные места, которых полно в аду, и поступки их ведут туда же¹¹³. Склонности коробейников к обману, жадности и лукавству были в период позднего Средневековья столь хорошо известны, что нашли отражение в пословицах и многих других письменных и визуальных источниках.

Евреи-коробейники в средневековом сознании наделялись статусом не только проныр и проходимцев, но и ненасытных сластолюбцев и неуёмных похотливцев. Анонимный поэт из Гента в первой половине XVI века написал стихотворение, в котором описывается еврей и молодая официантка, охотно хвастающая о его потенции¹¹⁴. На эту тему можно найти и гравюры XVI века, например, Хубертуса, изобразившего еврея, сидящего в питейном заведении (по совместительству – борделе) и развлекающегося с проституткой.

Во множестве позднесредневековых текстов обнаруживается мотив разврата и блуда, связанный с образом бродячего торговца. В одной из песен примерно 1390-х гг. главный герой, скромный разносчик по имени Аннин Биркан (Annin Bierkan), чей товар состоит из иглы, булавки и колокольчика, привлекает внимание красивой молодой дамы, заинтересованной, очевидно, не только содержимым его корзины. Однако именно предъявленный товар формирует метафору истинных намерений покупательницы. В песне говорится, что у девушки очень маленький рукав и ей необходима для него нужного размера булавка, но подходящей нет, все уже проданы или одолжены. Тем не менее продавец уверен в возможности отыскать желаемую булавку, как и состоялось в итоге, когда довольная покупательница восклицает, что лучшей булавки у неё не было никогда!¹¹⁵ Эротический подтекст игривой истории с участием коробейника здесь более чем очевиден.