Беноццо Гоццоли. Шествие волхвов. 1459–1461 гг.
Фрагмент фрески в палаццо Медичи-Риккарди.
Фото репродукции
Что осталось после Лоренцо? Еще его дедом, Козимо, во Флоренции была основана библиотека. Но наполнил ее колоссальным богатством именно Лоренцо Медичи (при нем она насчитывала более 10 тысяч томов). Он возрождал бесспорные ценности. Книги, знания, собранные в них, – ценность бесспорная. В Европе это была первая публичная библиотека. По масштабу и ценности собрания она сравнима со знаменитой Александрийской. Эта библиотека работает по сей день, называется она Лауренциана.
Бесценная коллекция искусства, принадлежащая ему и его семье, стали основой выдающейся галереи Уффици. Школа в Пизе благодаря его финансовой помощи превратилась в университет. Это был первый научный центр в Европе, где изучали древнегреческий. У себя во Флоренции он основал университет, в котором собралось множество интеллектуалов, бежавших из Константинополя, ибо в 1453 году столица Византии была захвачена турками. Многим из беглецов он дал работу и возможность преподавать.
Ярчайшая вспышка кватроченто была по всей Италии. Но нигде искусство не находилось под таким заботливым покровительством, как во Флоренции. Лоренцо и в этом следует античному образцу. Человека, которому подражал Лоренцо, звали Меценат. Это был один из друзей Октавиана Августа, принцепса сената в древнем Риме, человек, прославивший себя тем, что вкладывал деньги в культуру и помогал людям искусства. Лоренцо, подражая ему, уделял искусству и культуре больше внимания, чем укреплению флорентийского флота, в чем некоторые историки упрекают его и по сей день. Зато в трудах о Флоренции того времени можно найти и такую формулировку: «Не сеньория и не Медичи правили Флоренцией в эти годы. Ею правила культура». Метафора, но она очень точно передает дух того времени. Важно помнить о таких людях и продолжать их великое дело, хорошо понимая, что культура – такая хрупкая вещь, которая разрушается первой в любые революционные, военные эпохи, а восстанавливается с огромным трудом, да и то не всегда.
Очень скоро настанет тяжелое время, и на смену просвещенному, щедрому меценату Лоренцо придет мрачнейшая, страшная фигура Савонаролы. Этот безумец овладеет умами людей и захочет вместо цветка, каким была Флоренция времен Лоренцо, сделать из нее строжайший монастырь. Запереть лучшие умы в нем, уничтожить многие произведения этой эпохи и – самое страшное – заставить художников (и даже постаревшего Боттичелли) в этом участвовать.
Отзыв Макиавелли о Лоренцо нам уже известен. Макиавелли был свидетелем деяний и Савонаролы, и Лоренцо. Он наблюдал за правлением безумного фанатика, которого к власти привела чернь, был свидетелем нескончаемых казней. Он видел и Медичи, которые тратили большие деньги на процветание культуры, науки, образования. Но как только черни не хватает чуть-чуть хлеба или зрелищ, она забывает все былые заслуги своего правителя и приводит к власти кого угодно. Поэтому, кажется, что для понимания Макиавелли важна платоновская мысль о том, что идеальную форму правления можно представить, воплотить же ее, видимо, невозможно. Но надо делать все возможное, чтобы к ней хоть маленькими шажками приближаться.
Торквемада. Личность из мрака
Он был жесток, как повелитель Ада, великий инквизитор Торквемада» – так писал о нем знаменитый американский поэт Генри Лонгфелло. И был прав. Всматриваясь в его биографию, я не вижу в ней ни одного хотя бы небольшого, светлого пятнышка. Это был страшный человек. Он родился в 1420 году, умер – в 1498-м. 78 лет – это возраст для нашего времени почтенный, а уж что говорить о Средневековье. Может быть, такая долгая жизнь и была наказанием ему? Этот зловещий человек не был безоблачно счастлив. Темен он, темна его душа, и, наконец, темен его жизненный путь. И нет подробных научных книг, рассказывающих о нем, зато много предположений и гипотез, потому сама Инквизиция, которую он так энергично и фанатично возглавлял, была окутана тайной, и тайна была одним из средств ее могущества.
Пиренеи, родина Томаса Торквемады, не были центром интеллектуальной жизни Западной Европы, да и не могли им быть, потому что начиная с VII века здесь шли непрерывные войны против завоевателей-арабов. Христианские народы Пиренейского полуострова жили все время в состоянии войны и в условиях постоянной внутренней колонизации. Поэтому высокий расцвет культуры здесь едва ли был возможен. Культура же, которую сюда принесли арабы, была иной, неевропейской. Полуостров – это всегда пересечение цивилизаций.
Торквемада был хорошо образован и обладал красноречием. В первый раз он отличился на богословском диспуте, где превзошел в ораторском искусстве очень известного доминиканского приора Лопеса из Серверы, который сразу предложил юноше примкнуть к Доминиканскому ордену. Латинское название Ордена – «Domini cani» – «Псы Господни». Торквемаде был уже 31 год, не юноша. Доминиканцем был его отец, Иоанн, который участвовал в осуждении Яна Гуса на Констанцском соборе 1415 года.
Томас Торквемада не сразу вступил в Орден ревнителей чистоты веры. Говорили, что в молодости он много путешествовал по Пиренейскому полуострову, любовался красотами, морем, солнцем, в общем, радовался жизни. Тогда же увлекся некой красавицей, что в юности понятно. Имя ее мне установить не удалось. Она отвергла Торквемаду и предпочла того, кто на Пиренеях долгие годы ассоциировался с образом врага, предпочла мавра, человека арабского происхождения. И унеслась с ним в Гранаду, которая еще оставалась под властью арабов. Эта неразделенная любовь могла стать для Торквемады сильной психологической травмой, жестоким оскорблением. Так или иначе, но лицо Торквемады, много раз изображенное на полотнах художников, поражает своим аскетизмом, мрачностью, неотступной суровостью. Как знать! Быть может, это шрамы неразделенной любви, перенесенного оскорбления?
Когда речь заходит о том, как лично по приказу Торквемады были сожжены 10 тысяч человек, тут же находятся его апологеты, готовые объяснить все злодеяния преданностью святой церкви. Я решительно не могу согласиться с этим доводом. Верить-то он верил, но только ли верой руководствовался в своей деятельности и жизни?
Политик, может быть, даже политикан, умеющий бороться за власть, он стал ближайшим человеком «знаменитой четы католических государей». Так назвал королеву Кастилии Изабеллу и короля Арагона Фердинанда сам папа. Два слова о них. В XVI веке Испания еще не едина, несколько христианских государств то разъединяются, то соединяются, но среди них налицо два лидера – Кастилия и Арагон. Вокруг кастильского престола неспокойно. Король Энрике IV получил в народе прозвище Бессильный, которое намекало не только на его физическую слабость на поле брани, но и на неспособность к деторождению. Ходили упорные слухи, что у короля не могла родиться дочь Иоанна, единственная наследница престола. А раз она все-таки родилась, значит, она дочь не его. И создается партия сторонников сестры Энрике, Изабеллы. Всем было ясно, что Бессильный долго править не будет. Появляются сторонники и у Иоанны, и начинается обычная придворная борьба – кто кого осилит.