Но при этом в душе расплывалась странная, но очень уютная теплота, природы которой она не понимала ни на йоту, ибо не ощущала прежде ничего подобного.
Закончив осмотр, Егор взял бинт, ножницы и какую-то мазь с острым запахом хвои и тухлых яиц. Сел в свободное кресло, положил ноги страдалицы себе на колени и принялся бережно, почти с хирургической точностью срезать ошметки носков.
– Удивительно, – шепнула Кроха, пристально наблюдая за шустрым блеском ножниц. – Думала, наорешь за ковер.
– Если бы от крика он становился чище – орал бы до последнего пятнышка.
Она улыбнулась.
– У тебя есть семья?
– А что? – спокойно прозвучало в ответ.
– Просто интересно.
– Есть, конечно. Папа – метро, мама – поверхность. Родился в аномалии с пулеметом наперевес и топором в зубах. Мутанты хором пели оду, восхваляя приход пророка, и сами руины прошептали мое имя. – Он усмехнулся. – Байки, что ли, не слышала?
– Слышала. А как на самом деле?
– Как у всех.
– Ты ведь застал прошлый мир? Каким он был?
– Книжки почитай.
Арина вздохнула и уставилась на пляску огненных язычков. Глаза слипались, но она тряхнула головой и потерла тяжелые веки. Поспать всегда успеет, а насладиться столь чудным вечером вряд ли еще удастся.
– Елки не хватает. Вон в тот угол, а то пустой, серый. Хорошо бы там смотрелась. Только живая, а не из железяк. Что тебе дарили в детстве?
– Не пойму, язык чешется?
– Чешется! Люблю поболтать. Жаль, не с кем.
– Заведи воображаемого друга и задалбывай, сколько влезет.
– Настоящего хочу.
– Ничем не могу помочь. У Деда Мороза попроси.
– Ты же не всегда был таким бирюком. Ай!
Еж стянул концы бинта и взялся за другую ступню. Закончив, отвлекся на тушенку. Сочная говядина в кипящем бульоне отправилась по тарелкам. В бункер словно бросили дымовую шашку с невообразимо ароматной начинкой. Терпеть не было никаких сил, беглянка с жадностью ханурика набросилась на еду. В загашнике скопилась уйма деликатесов, с которыми сталкер расстался на удивление легко. Консервированный хлеб, печенье, утиный паштет, черный чай и молочный шоколад. В метро за половину этого добра отдали бы целое состояние.
Девушка утонула в разнообразии вкусов, в кои-то веки забыв об усталости, боли, ужасах – пережитых и тех, что еще ждали впереди. Зудящее волнение временно уступило место надежде.
– У нас обязательно все получится. – Кроха облизнула ложку. – И все будет хорошо. Такое вот предчувствие.
– Это не предчувствие, – Егор откинулся на спинку и протянул ноги к огню, разбавив феерию запахов не самой приятной ноткой. – Это димедроксидин-У.
– Что-что?
– Особый сорт успокоительного. Военная разработка. Чтобы трусам, паникерам и маменькиным сыночкам не сносило крышу после первого же выстрела.
– Прелестно, – девушка хмыкнула. – То-то ты перестал казаться таким поросенком. А это просто уколы подействовали.
– Лучше?
– А что? Переживаешь?
– Переживают малолетки и балбесы. А я – прагматик. И мне надо знать, еще колоть или хватит. Нет никакого желания тащить тебя завтра на горбу.
– Ты не прагматик. Ты поросенок.
Он нахмурился.
– В дегазатор сейчас пойдешь.
– Не пойду, – Арина сладко зевнула и потянулась. – Все затекло. Расскажи про Погост.
– Что рассказывать? – в огонь упало полено, взвив искрящий смерч. Льдисто-голубые глаза сталкера вспыхнули. – Аномалия как аномалия.
– Хотел бы узнать ее тайну?
– Нет там никакой тайны. Только миражи и радиация. Последнее пристанище для тех, кого здесь уже ничто не держит.
– Выходит, суровому, непобедимому и бесстрашному Ежу есть, что терять?
– Разумеется, – искренне ответил он, не заметив издевки. – Жизнь.
– И все?
– А этого мало?
– Не знаю, – Кроха хлебнула чаю и пошевелила пальцами ног.
– Потому что малая еще.
– Подросту – пойму? Бухтишь, как старый дед. Тебе же не девяносто.
– Зато повидал на все сто. И таких вот наивных мечтателей встречал немало. Ни один не дожил до моих лет. Хотя мне всего тридцать.
Они замолчали, слушая треск углей, тихое завывание ветра в трубе и едва различимую возню снаружи.
– Кто-то скребется… – Арина нервно зыркнула на стену.
– Да то кроты.
– А-а, – девушка спрятала лицо за исходящей паром кружкой. – Большие?
– Ну, такие, – сталкер развел ладони на ширину плеч.
Мутанты пошуршали немного, поняли, что бетон не прогрызть, и уползли в другую сторону. Следом ушел страх, и треск из печки зазвучал лучшей колыбельной на свете.
– Егор.
– Чего тебе?
– Можно попросить кое о чем? Немного… личном. Если откажешься – пойму.
На острых скулах проступили красные пятнышки. Проводник подозрительно сощурился.
– Попроси. За спрос не бьют в нос.
– Отнеси меня в кроватку. Пожа-а-а-алуйста, – она выпятила нижнюю губу и сверкнула изумрудами из-под густых бровей. – А то не дойду.
Бродяга фыркнул. Осторожно уложил гостью на верхний ярус и вернулся к огню. В последний раз ее носил на руках отец в далеком полузабытом детстве. Такой же большой, высокий и сильный. Но тогда под ложечкой сосало совсем иначе.
В углу заскрипело, зафыркало и, наконец, затихло. Ненадолго.
– Егор…
– Да что еще?!
– Ничего, – обиженно проворчала Кроха и натянула одеяло на нос. – Просто хотела сказать, что ты хороший человек. Хотя зачем-то строишь из себя Бармалея. Ну, я так думаю. Спокойной ночи.
– Ага.
Не прошло и минуты, как на койке мирно засопели, время от времени срываясь на храп. Посидев немного, Еж шепнул:
– Думает она. Все, кто думали так же – давно в могилах.
* * *
Арина только сомкнула веки – и с нее тут же сорвали одеяло. Она встрепенулась и сонно завертела головой.
– Что случилось?
– Утро случилось, – проворчал Еж, уже одетый и с рюкзаком на плечах. – Или передумала папаню искать?
Она потерла гусиную кожу на плече и зевнула.
– Спускаюсь.
– Давай помогу, а то грохнешься и сломаешь что-нибудь. С тебя станется.
– Сама справлюсь, – буркнула спутница и свесила ноги.
Кровать шатнулась и накренилась – совсем чуточку, буквально на долю секунды, но сидящей на самом краю девушке этого вполне хватило. Она рухнула, отчаянно взмахнув руками и не успев даже крикнуть. Благо, Еж стоял рядом и успел поймать. Кроха повисла на бычьей шее и от страха прижалась к спасителю, как малыш коала – к стволу.