– Не дергайся, – Еж указал на захламленный перекресток. – Ханурик.
– Не вижу.
– Правильно. Его же еще нет.
Беглянка нахмурилась. У бродяги обострение? Что он вообще несет? Но вот из-за угла показался мутант. Мертвец в лохмотьях, оживленный убойной смесью радиации и заразы. Скелет, обтянутый обугленной кожей, с оскаленной пастью и закопченными глазами. Живое эхо погибшего мира.
Именно живое. Несмотря на облик зомби, ханурики – вовсе не ходячие трупы. Просто очень похожи внешне. Их сердца бьются, гоняя по венам кровь чернее нефти и опаснее любого яда. Они дышат, устают и постоянно хотят есть. На корм годится все: от картона и стекла до других тварей. Не найдя закуски, существа без раздумий жрут сородичей или самих себя. Не чувствуя боли, запросто обгладывают собственные конечности, а в совсем уж голодные годы лакомятся требухой из разодранных животов. Им плевать, что сытная трапеза неминуемо закончится гибелью.
Несмотря на облучение, волосы и ногти у них продолжают расти, и задохлики частенько щеголяют лохматыми полупрозрачными копнами. Тварь, выползшая на перекресток, носила толстенные дреды до поясницы. В обрывках одежды легко угадывался деловой костюм. Красный галстук в целости болтался на шее, отчего издали мутант очень походил на человека. Правда, вдупель пьяного.
Посреди дороги догнивал ржавый остов автомобиля. Чудик забрался в него и принялся крутить руль, неистово топтать педали и дергать рычаг передач.
– Вруммм-вруммм, – гортанно хрипел он. – Вжжжж…
Увиденное потрясло Кроху до глубины души. Сталкеры утверждали, что ханурики не умнее крысы или гнилопса. Зараза полностью выжгла разум, превратила в кровожадных зверей. Но сидящий в салоне «клерк» не очень-то смахивал на безмозглого дикаря.
– Что он делает?
Егор взглянул на часы.
– Едет на обед.
– В смысле?
– Забей. Они повторяют всякие людские штуки, но ничего не понимают, не осознают. Это нечто вроде фантомных болей. Как-то раз застал парочку, которая пыталась перепихнуться. Пришлось потом респиратор мыть.
Арина поежилась. Спутник легонько сжал ее плечи и шепнул:
– Убей его.
– Зачем?
– Затем, что я так хочу.
– А больше ничего не хочешь? – сердито произнесла девушка.
– Домой хочу. И пойду, если не пристрелишь чучело.
– Вот он тебе дался! Можно и обойти.
– Можно, – охотно согласился бродяга. – Но скучно. Приступай.
– Сам приступай! Это твоя работа.
Егор протяжно зевнул и сцепил пальцы на затылке.
– Солнце, я начинаю унывать. Или развлекай – или пойду развлекаться сам. Подумай о папочке.
Кроха часто задышала, верхняя губа дрогнула.
– Какой же ты…
– Какой есть. Стреляй или ищи лучше.
Она вытащила ствол и прицелилась. Ханурик рулил, стучал по клаксону и самозабвенно озвучивал движок. Сидел боком, двери машины валялись рядом, крыша задралась. Ничто не загораживало цель, не мешало обзору. Постояв, пока не затекли руки, Кроха опустила оружие и обреченно выдохнула.
– Зачем тебе это?
– Раз, – равнодушно ответил Еж.
– Господи…
– Два.
Пистолетик сухо закашлял. Три пули дзинькнули о кузов, остальные взорвались серым крошевом. Удивительно, но «зомби» ничего не заметил. Так и ехал по своим делам. Интересно, что он видел в это время? Широкий проспект с блестящими авто и людьми на тротуарах? Яркие вывески, чистый снег, новогодние украшения? Может, клерк гнал за подарками для близких и даже не подозревал, что прошлой жизни больше нет? Как те призраки в метро. Или же в гнилом мозгу и вправду не осталось ни капли человеческого? И тварь просто дергалась без смысла и толка, по старой памяти, повинуясь былым инстинктам. Если труп ударить током, он тоже начнет размахивать конечностями, но живым и уж тем более разумным его точно не назовешь.
– Прости. Я косая.
– Не страшно быть косой, – с укоризной сказал проводник. – Страшно быть мерзкой маленькой обманщицей и нарочно палить куда попало.
Еж вынул из-за пазухи новый магазин, зажал меж указательным и средним пальцами и торжествующе улыбнулся.
– Здесь один патрон. Последняя попытка меня удивить. Пока оно шевелится, я не сдвинусь с места. А если и сдвинусь – то в обратную сторону.
Кроха покачала головой. Жаль, «порось» не видел ее наморщенный нос. Хотя презрение было столь велико, что вполне могло проступить на серой резине противогаза.
– И как только дотянул до своих лет?
Он усмехнулся.
– Именно так и дотянул. К барьеру, сударыня. Промахнешься – пойдешь за отцом с тем хануриком.
Девушка вскинула «мелкаш» и прищурилась. Стоять твердо, держать крепко, свести мушку с целиком и плавно утопить скобу. В теории все просто, а на практике ноги тряслись от усталости, руки – от страха, а пальцы едва шевелились на морозе. Вдобавок из такой пукалки и в упор не сразу попадешь, а до цели шагов тридцать. Но иначе Влада не догнать. А так хочется обнять в последний раз, поблагодарить за все и проститься по-человечески.
Щелк!
Мутант свалился с сиденья и заревел бешеным быком. Из дырки в груди потекла маслянистая кровь, оставляя черные разводы на снегу и волосах. Подранок хрипел и корчился, то и дело оглашая округу протяжным воем.
– Они же… не чувствуют… – простонала Кроха.
– Ну да. Просто агония. Сейчас сдохнет.
Чудище явно собралось бороться до конца. Крутилось, как червяк, пыталось встать, ломало ногти о камни. Рев ослаб, стал тихим, жалобным. Существо уже не выло диким зверем, а будто молило о пощаде или хотя бы снисхождении.
– Добей. Пожалуйста, – Арина протянула ствол, держа за курок, как дохлую крысу – за хвост.
– Делать больше нечего. Через пару минут откинется.
– Пару минут?! – у девушки чуть колени не подкосились. – Ты же сказал – сейчас!
Еж смерил ее удивленным взглядом и спокойно ответил:
– А две минуты – это завтра, что ли?
– Дай патрон!
– Пф… Я их не рожаю, чтобы тратить зазря. А если бы и рожал – все равно бы разбазаривать не стал. Лучше бы купил себе чего-нибудь. Чаю, например. Или футболку.
– Нельзя же так!
– Почему? Всегда можно было, а теперь вдруг нельзя?
Муки существа и грызущая совесть толкнули Арину на отчаянный шаг. Она выхватила топорик и во всю прыть помчалась к страдальцу. Но быстро охладила свой пыл, увидев фигуры вдали. Привлеченные аппетитным (для них) запахом, ханурики лезли изо всех щелей. Буквально. Из арок, подъездов, сугробов, нагромождений плит и куч мусора. Пять, десять, двадцать – с каждой секундой их становилось все больше. Горелые мумии в обрывках одежды заполонили весь перекресток.