В августе эпидемия достигла своего пика. Мы с Вестом были чуть живы, а доктор Холси скончался четырнадцатого числа. Пятнадцатого состоялись спешные проводы, на которых присутствовали все студенты колледжа, купившие по этому случаю внушительных размеров венок. Впрочем, подношение учащихся затмили куда более эффектные венки и букеты от состоятельных граждан Аркхема и городских властей. Похороны, можно сказать, стали событием общественного значения: своей деятельностью покойный декан, несомненно, облагодетельствовал весь город.
После погребения все чувствовали себя подавленно и остаток дня просидели в баре Коммерческого Дома. Вест, потрясенный смертью своего главного оппонента до глубины души, тем не менее порывался излагать свои и без того известные мрачные теории и тем самым погружал всех присутствующих в еще большее уныние. По мере того как дело шло к вечеру, большинство студентов разбрелись по домам и служебным надобностям. Меня Вест уговорил "провести ночь с пользой". Хозяйка дома, где он снимал комнату, видела, как мы возвратились около двух часов ночи, поддерживая за плечи третьего человека, и сообщила мужу, что, видимо, вечер удался.
Язвительная матрона оказалась права, ибо около трех часов дом был разбужен криками из комнаты Веста. Когда хозяевам удалось взломать дверь, они обнаружили нас двоих, исцарапанных и сильно избитых, лежащими без сознания на испачканном кровью ковре. На полу повсюду валялись осколки реторт и инструменты, принадлежащие Весту. О том, куда подевался нападавший, красноречиво свидетельствовало распахнутое окно. Причем многие задавались вопросом: как он уцелел после прыжка со второго этажа на газон? К тому же в комнате нашли фрагменты странного одеяния. Придя в себя, Вест объяснил, что одежда не имеет никакого отношения к нападавшему и представляет собой образцы для бактериологического анализа исследований по распространению инфекционных заболеваний. Он велел бросить тряпье в большую печь и спалить. Полиции ночной посетитель был представлен как незнакомец. Явно нервничая, Вест заявил, что мы встретили его в одном из баров в центре города (каком именно, не помним) и почувствовали родственную душу. Нам было весело вместе, поэтому даже теперь не хотелось бы преследовать драчуна.
С той самой ночи на Аркхем обрушилась еще одна напасть, лично для меня более ужасная, чем тиф. Кладбище Крайст-Черч стало местом страшного преступления: ночной сторож был до смерти задран когтями, причем так, что принадлежность преступника к роду человеческому вызывала большие сомнения. В последний раз убитого видели живым далеко за полночь, а рассвет того же самого дня озарил картину, описать которую не поворачивается язык. Полиция допросила директора местного цирка, расположенного в соседнем городке, под названием Болтон, но тот клялся и божился, что ни один зверь не покидал свою клетку. Горожане, нашедшие тело несчастного, также заметили кровавый след, который тянулся от места преступления к временному склепу. Там возле самого входа на бетонном полу расплылась небольшая багровая лужа. Другая цепочка следов, уже менее отчетливых, вела в сторону леса, но терялась в траве.
Всю следующую ночь на крышах Аркхема плясали демоны, и вопли нечеловеческого безумия прорывались сквозь вой ветра. По улицам тифозного города блуждало проклятие страшнее чумы. Жители поговаривали, что это Демон чумы собственной персоной. Некая безымянная тварь проникла в восемь домов, сея жестокую смерть и справляя кровавые оргии. Безжалостное чудовище оставляло после себя бесформенные останки человеческих тел — в общей сложности семнадцать изувеченных трупов. Несколько человек видели "нечто", правда мельком и в темноте. Они утверждали, что это существо белого цвета, по силуэту напоминающее уродливую обезьяну или демона в человеческом обличье. Далеко не всех подвергшихся нападению потом удалось обнаружить: тварь удовлетворяла ненасытное чувство голода. В результате четырнадцать человек погибли; еще три тела нашли в зараженных домах (к моменту нападения они были мертвы).
На третью ночь разъяренная толпа горожан под предводительством полиции схватила чудовище в одном из домов на Крейн-стрит — улочке, примыкавшей к территории Мискатонского университета. Мероприятия по захвату были тщательно продуманы и организованы, связь добровольцы поддерживали через домашние телефоны. Как только один житель квартала неподалеку от колледжа сообщил, что слышит звук когтей, скребущих оконную ставню, ловушка захлопнулась. Поскольку все горожане были предупреждены и подготовлены, дело ограничилось всего двумя новыми жертвами. Тварь остановила пуля. Впрочем, рана оказалась несмертельной, и чудовище, ко всеобщей радости с отвращением пополам, доставили в местную больницу.
Это был человек, несмотря на отвратительный взгляд, вызывающий тошноту, обезьянью бессловесность и дьявольскую свирепость. Перевязав рану, врачи отправили его в психиатрическую лечебницу Сефтона, где шестнадцать следующих лет он колотился головой об обитую войлоком стену палаты. До недавнего времени, пока не сбежал при обстоятельствах, о которых посвященные не распространяются. Больше всего жителей Аркхема поразила одна странность: когда чудовище отмыли, обнаружилось невероятное, оскорбительное сходство черт его лица с внешностью самоотверженного мученика и выдающегося ученого, три дня назад почившего в гробу на кладбище Крайст-Черч, — доктора Холси, всеобщего благодетеля и декана медицинского факультета Мискатонского университета.
Не поддающийся описанию ужас и отвращение охватили пропавшего ныне Герберта Веста и меня самого. Я и теперь невольно вздрагиваю, вспоминая об этом, даже сильнее, чем в то утро, когда Вест сквозь бинты пробормотал: "Черт побери! Оно опять было недостаточно свежим!"
III
Шесть выстрелов при лунном свете
Странно выпускать из револьвера все шесть пуль, когда вполне хватило бы и одной. Впрочем, жизнь Герберта Веста и без того была полна странностей. Например, молодой врач, только что окончивший колледж, редко умалчивает о принципах, по которым выбирает себе жилье и помещение для приема пациентов. А мой друг поступал именно так. Когда мы наконец-то получили дипломы, решили, что студенческая нищета осталась в прошлом. Впереди — собственная врачебная практика. Тщательнейшим образом продумывая каждое слово и стараясь не проболтаться, мы искали здание, стоящее особняком, вдали от жилых домов и поближе к кладбищу.
Скрытность, как правило, имеет веские причины. У нас они, конечно, были. Жесткие требования, предъявляемые к месту жилья и работы, объяснялись спецификой главного дела нашей жизни, которое вызывало у окружающих крайнюю антипатию. Внешне мы ничем не отличались от обычных врачей, но в нашем мозгу скрывались великие и пугающие задачи. Цель существования Герберта Веста лежала в туманных пределах неведомого и запретного, где он надеялся обнаружить тайну жизни и возродить холодный могильный прах для вечного бытия. Чтобы осуществить поставленную задачу, требовались особые материалы (например, свежие человеческие тела), а для удовлетворения такой потребности необходимо жить тихо и незаметно, к тому же недалеко от мест погребения.
Мы с Вестом сошлись во время обучения в колледже. Я оказался единственным из всех студентов и преподавателей, кто с сочувствием и интересом отнесся к его пугающим экспериментам, и постепенно стал неизменным помощником. Закончив колледж, мы держались вместе. Найти хорошее место сразу для двух врачей в одной компании не легко, но в конце концов благодаря связям и влиянию университета нам удалось получить приличную практику в Болтоне — фабричном городке неподалеку от Аркхема, где мы учились. Болтонская камвольная фабрика — самая крупная в Мискатонской долине; ее рабочие, говорившие на самых разных языках, никогда не пользовались у местных врачей популярностью в качестве пациентов. Мы долго думали, где поселиться, и остановили свой выбор на ветхом доме в самом конце улицы Понд-стрит. От ближайших соседей нас отделяло пять нежилых строений, а от местного погоста — небольшой луг, перерезанный пополам узкой, но довольно густой полосой леса, раскинувшегося к северу от кладбища. Конечно, нам хотелось, чтобы расстояние было еще меньше, но для этого пришлось бы селиться на другой стороне луга, за пределами фабричных кварталов. Впрочем, мы не слишком расстраивались, ибо между нами и источником заветного экспериментального материала не было никого и ничего. Идти далековато, зато можно не волноваться, что кто-нибудь увидит, как мы таскаем из могил мертвецов.