— Вы верите мне, правда? — взмолилась она. — Я не знала. Он обещал, что никогда больше не заставит меня этого делать. Однако не сдержал слова. Он всегда так поступает. Даже сейчас я не могу ему верить. Он может делать со мной все, что угодно, потому что я…
Она внезапно замолчала, и я завершил за нее:
— Потому что вы мертвы. Я знаю.
Ее глаза широко раскрылись.
— Как вы узнали?
Вместо ответа я указал на ее шею. Тогда она заметила, что колье упало. Она закрыла алый шрам руками и долго смотрела на меня пристальным взглядом. После чего, вздохнув, оправила волосы.
— Расскажите мне об этом, — попросил я. — Вдруг я смогу вам помочь?
— Никто не может помочь. Никто.
— Я попытаюсь. И чем больше вы мне расскажете, тем больше у меня будет шансов. Говорите, если это не опасно.
Она на мгновение задумалась.
— Да, пока безопасно, по меньшей мере в ближайшие полчаса. Он впадает в подобие комы, когда заставляет кого-нибудь из нас летать, это занятие требует чудовищной концентрации. Но если он выйдет из транса и поймет, что я не выполнила приказ, может произойти все, что угодно.
Страх снова отражался в ее глазах, и я искал, чем бы мне отвлечь ее внимание.
— Полчаса, — произнес я. — Времени достаточно. Расскажите мне, как все начиналось. Что с вами произошло?
Вера Лаваль вздохнула. Руки ее осторожно погладили шрам.
— Хорошо, — согласилась она.
Я закурил сигарету и распрямился, протянув пачку ей. Она отрицательно покачала головой, и я сказал:
— Ах да, теперь вспомнил. Вы же не курите, верно?
— Я не могу, — сказала Вера Лаваль. — Я не могу курить, не могу пить, не могу есть. С тех пор, как меня обезглавили в тысяча семьсот девяносто четвертом году.
В тысяча семьсот девяносто четвертом году Францией правил Террор. Под властью Террора с вами могло произойти все, что угодно. Вы могли свести знакомство с гражданином Робеспьером или с человеком, прозванным — весьма иронично — Сен-Жюстом.
[35]
Если подобное происходило, то все шансы были за то, что вы познакомитесь еще с одним человеком, с весьма подходящим ему именем Самсон, с палачом.
И Самсон, в свою очередь, проводил бы вас прямехонько к госпоже Гильотине.
Все во Франции были знакомы с госпожой Гильотиной. Несмотря на женское имя, госпожа Гильотина вовсе не была легкомысленной дамочкой, хотя многие от знакомства с ней теряли голову.
Госпожа Гильотина была воплощением Террора. Рубящего головы Террора. Обезглавливающим клинком, который дожидался, пока вы созреете для него, который затем рубил и наполнял корзину внизу богатым спелым урожаем.
В тысяча семьсот девяносто четвертом году Террор правил Францией, и с вами могло произойти все, что угодно. Если бы вы были Верой Лаваль, двадцати лет от роду, дочерью Люсьена Лаваля, состоятельного торговца, ваша жизнь находилась бы в постоянной опасности.
Состоятельные торговцы в те дни не пользовались популярностью. Им приходилось вертеться и выкручиваться, раболепствовать и угождать, прибегать ко всевозможным военным хитростям, чтобы суметь выбраться из Парижа до того, как придет приказ — фатальный вызов на Трибунал. Лучше уж выехать из города в телеге с навозом, чем отправиться в крытой двуколке на площадь Согласия.
Неудивительно, что Люсьен Лаваль предпринимал самые отчаянные шаги и водился с подозрительными типами, только бы разжиться средствами к спасению, пока еще не поздно. Париж кишел проходимцами и негодяями, ворами и мошенниками, которые нагуливали жир, пользуясь плачевным положением немногих оставшихся аристократов или зажиточных людей. Некоторые из них могли за определенную мзду достать паспорт или организовать незаконный выезд за границу или переправу через Ла-Манш.
Люсьен Лаваль, богатый вдовец с прелестной дочерью на выданье, решил, что нашел способ спастись.
Где-то каким-то образом, одному Богу известно в каком притоне, берлоге или норе, он свел знакомство с Николо Вареком. Вареком, другом блистательного графа Сен-Жермена. Вареком, поверенным могущественного Калиостро. Вареком — алхимиком, мистиком, искателем философского камня. Вареком, который похвалялся, будто бы обладает силой, превосходящей силу обоих великих шарлатанов, которых он знал и которых сам обучал. Вареком, неулыбчивым, холодным, лишенным возраста. Зато — и в этом состояла главная ценность — Вареком-иностранцем. Вареком, обладателем бесценного сокровища — русской визы, пропуска на свободу для себя и семьи.
На тот момент у Варека семьи не было. Однако Вера Лаваль была юна, она обладала шиком, за ней давали изрядное приданое. Если бы она стала его женой, а Люсьен законным членом семейства Варека, тогда кто помешает их menage
[36]
выехать из Франции?
Это было в высшей степени разумное предложение, и Люсьен Лаваль неоднократно сообщал о нем Вареку.
Тот пожимал плечами. У него здесь, в Париже, работа, говорил он. Вершатся великие дела. Он никогда не видел мадемуазель Лаваль, и, без сомнения, она обладает всеми достоинствами, о которых говорит любящий отец, однако… Человек, находящийся в положении Варека, стоит выше матримониальных хлопот и требований плоти. Что касается денег (тут Варек снова пожимал плечами), по счастью, он и сам сумел составить состояние, какое желал. Нет, было бы неразумно покидать сейчас страну. На самом деле все указывает на то, что ему нужно остаться.
Люсьен Лаваль был красноречив. Когда красноречие не вызывало отклика, он делался настойчив. Когда настойчивость не помогала, он прибегал к слезам. Он падал на колени. Он рыдал и умолял. И в конце концов Николо Варек согласился познакомиться с дочерью купца и поговорить с ней.
Лавалю этого было довольно. Он вернулся домой, окрыленный, и рассказал обо всем Вере.
— Все зависит теперь от твоего поведения, — сказал он ей. — Будь очаровательной, искрометной, живой. Этот Варек кислый тип. Ему не хватает бодрости. Он нуждается в твоей юности.
Вера Лаваль послушно кивнула. Не было нужды наставлять ее в кокетстве. Они нашли человека, который мог бы спасти их обоих за определенную цену. Что это за цена, не так важно. Ее отец заплатит свою долю, а она с радостью заплатит свою.
Она вымылась, нарядилась, надушилась и накрасила лицо, готовясь к знакомству. Встреча состоялась в гостиной, и, кроме них, там не было никого. Экипаж прикатил в сумерках, и Вера Лаваль встретила Николо Варека при свете свечей.
И получилось так, что Варек — друг аристократов, наставник колдунов, пэр алхимиков, Варек, человек, стоявший выше матримониальных дел и банальных эмоциональных реакций заурядного человека, вдруг влюбился.