Ещё одной несообразностью было неравенство одних и тех же должностей в посольствах и миссиях. Первый секретарь миссии, к примеру, получал жалованье меньше, нежели первый секретарь посольства. А между тем первые секретари миссий, ввиду малочисленности персонала, были основательно перегружены всякой работой, а при отъезде посланников были вынуждены исполнять и их обязанности. Позже, уже во время войны, в заграничных штатах ввели должности советников, но весь законопроект Извольского, как уже упоминалось выше, так и остался нереализованным.
Кроме отдела печати, из 2-й экспедиции при канцелярии был создан зачаток юридического отдела, родоначальником которого следует рассматривать долголетнего эксперта МИД по вопросам международного права и политики уже упоминавшегося профессора Ф. Ф. Мартенса. Позже его на этом посту сменил профессор барон М. А. Таубе, а помощником Таубе стал профессор барон Б. Э. Нольде. В каком-то смысле юридическое обеспечение деятельности русского Министерства иностранных дел зависело от обрусевших прибалтийских баронов, что никоим образом не сказывалось на качестве их безупречной работы.
Работали ли в Министерстве иностранных дел женщины?
«Комиссия по исследованию женского труда в России» под председательством Евгении Авиловой в сентябре 1905 года направила в МИД соответствующий запрос и анкеты из 11 вопросов с просьбой заполнить и вернуть в комиссию. И что же? Департамент личного состава и хозяйственных дел, поразмыслив о том, в каком из департаментов могли трудиться представительницы прекрасного пола, попросил ответить на поставленные вопросы лишь 2-й (внутренний) департамент и Санкт-Петербургский Главный архив. Результат был плачевный: архив, ответив отрицательно лишь на первый вопрос: «Работают ли у вас женщины и в каком количестве?», вернул анкету чистой.
Во 2-м департаменте служили три женщины (принимать женщин на работу в Министерство иностранных дел начали с 1902 года). На вопрос анкеты «образовательный ценз» чиновник-исполнитель ответил сначала «нет», а потом зачеркнул и написал: «образование среднее», то есть гимназическое. Все трое были замужем, заработок их составлял от 40 до 50 рублей в месяц, то есть меньше, чем у мужчин, выполнявших аналогичную работу.
Выдавались ли наградные?
Ответ был утвердительным, но установленной суммы для наградных женщинам в департаменте не существовало, хотя, поспешили заверить чиновники, получалось не меньше 100 рублей в год. Регулярную прибавку к жалованью для женщин тоже ещё не предусмотрели, а на вопрос, принимается ли во внимание выслуга лет, ответили в том же духе: «Ничего обязательного в этом отношении не установлено». В графе «примечания» написали, что все указанные женщины — вольнонаёмные.
Так что женская эмансипация до коридоров Министерства иностранных дел тогда ещё не добралась.
Глава четвёртая. Секретные экспедиции МИД
Бог — великий музыкант, вселенная — превосходный клавесин, мы лишь смиренные клавиши.
Н. М. Карамзин
В мае 1806 года управляющий Министерством иностранных дел князь А. А. Чарторыйский (1770–1861) направил секретарю русской миссии в Гааге К. В. Нессельроде, исполнявшему обязанности главы миссии, указание о закрытии миссии в связи с «замышляемыми Бонапартом в отношении Батавской республики изменениями»
[17]. Нессельроде рекомендовалось покинуть страну со всеми своими сотрудниками и членами их семей, как только станет ясно, что «развязка приближается».
«Уезжая, поручите консулу Боттлинку сообщать нам обо всём примечательном… — писал Чарторыйский, — …и если Вы не увидите в этом серьёзных неудобств, Вы можете доверить ему один из имеющихся в Вашем распоряжении шифров, внеся в него необходимые с Вашей точки зрения изменения, чтобы в случае чего он не был раскрыт».
Шифры и коды являлись важным инструментом осуществления дипломатии, и о них, с одной стороны, заботились, их оберегали, а при надобности — уничтожали, чтоб они не попали в чужие руки. Специальных людей — шифровальщиков — тогда ещё не было, и главы миссий, получая перед отъездом в страну назначения шифры, сами хранили их, сами зашифровывали и расшифровывали с их помощью дипломатические депеши. С другой стороны, в тайну шифров могли свободно посвятить какого-либо пользующегося доверием иностранца, как в данном случае голландца Боттлинка. В те времена ещё существовал дворянский кодекс чести, и считалось, что «благородный» человек никогда не станет предателем. Такое доверие к иностранным подданным было в ходу не только в России, а во многих странах и дворах Европы, и иностранцев охотно принимали на государственную службу.
Специальные органы — секретные экспедиции МВД, занимавшиеся шифрованием, дешифровкой и перлюстрацией, — тем не менее, существовали давно. Криптографы занимались как разработкой шифров, так и их практическим использованием при обработке исходящих и входящих депеш внутренней переписки. Кроме того, сотрудники секретных экспедиций, как мы уже говорили выше, трудились и над расшифровкой чужих телеграмм и донесений, и в этом им помогала служба перлюстрации.
При Министерстве иностранных дел России всегда существовал упомянутый уже нами «чёрный кабинет» (служба перлюстрации), регулярно и в достаточном количестве снабжавший его руководство информацией о секретах своих иностранных коллег. Корреспонденция иностранных дипломатов в Петербурге перлюстрировалась, то есть вскрывалась, с донесений снимались копии, письма снова закрывались и отправлялись по назначению.
Бывший царский цензор и автор книги «Чёрный кабинет» С. Майский утверждает, что иностранная дипломатическая корреспонденция попадала в «нужные» русские руки практически полностью. Иностранные дипломаты прибегали к защитным мерам, сдавая свою корреспонденцию в почтамте за несколько минут до её отправления на вокзал, но и это не спасало их от вторжения специалистов из «чёрного кабинета». Не помогали и так называемые особые постпакеты, коды и специальные портфели с замками.
В «коллекции» 1-й экспедиции МИД имелся полный набор образцов печатей всех иностранных консульств и посольств в Петербурге, а также копии многих их шифров, что давало возможность прочитывать не только почтовые, но и телеграфные депеши. Когда же документы отправлялись с курьерами и в кожаных портфелях с «хитрыми» замками, специалисты «чёрного кабинета» пускали в ход «презренный» металл. Майский пишет, что не помнит случая, чтобы золото не открыло замок к нужным секретам. Дело значительно упростилось и ускорилось, когда для снятия копий стала использоваться фотоаппаратура. Прогресс всегда имел прикладное шпионское значение.
Все или почти все курьеры и фельдъегеря, перевозившие почту иностранных посольств, были подкуплены и находились на содержании МИД России. За весьма небольшую мзду, выплачиваемую разово или помесячно, они приносили в указанное место и в указанное время не только всё содержимое почтовых корзин, стоявших у письменного стола их начальников-дипломатов, но и копировальные книги из канцелярии, черновики и подлинники писем и официальных донесений и даже целые коды и шифровальные ключи. Они брали у задремавшего хозяина ключи от письменного стола или несгораемого шкафа, снимали с них отпечаток из воска, заказывали дубликаты ключей и даже запускали в канцелярию ночью «таких лиц, которые брали всё, что было нужно».