На конференцию попали два человека, которые должны были сорвать ее работу: Алексинский Григорий Алексеевич и Поляков Андрей Александрович. Первый действовал по указке Владимира Ильича, а второй, по партийной кличке «Пётр», он же «Кацап» он же «Александр», являлся агентом Департамента полиции и носил там псевдоним «Сидор». Создалась уникальная ситуация, когда цели правительства и ее злостного противника полностью совпали.
Департамент полиции трудился, как с издевкой пишет русский писатель Алданов, со вкусом и любовью. Начальники охранных отделений, особенно столичных, были большие знатоки партийного дела и владели теорией социализма и революции не хуже своих противников. Жандармские офицеры «входили во вкус» их террористической и подрывной деятельности, перенимали язык, термины, манеру мыслить и с большим сочувствием изучали биографии отдельных революционеров. Так, например, об одном из течений РСДРП Департамент полиции в своем циркуляре с явным неодобрением отмечает его «склонность к оппортунизму». В характеристике Луначарского содержатся умилительные слова: «…обладает симпатичной внешностью»; нравился департаменту и Ленин, который, по их характеристике, «наружностью производит приятное впечатление».
Очень неодобрительно отзывался Департамент полиции о нарушениях партийной дисциплины: в сообщении Московскому охранному отделению от 24 июня 1909 года чуть ли не с возмущением говорилось о том, что «Богданов, Марат и Красин перешли к критике Большевистского Центра, склонились к отзовизму и ультиматизму и, захватив крупную часть похищенных в Тифлисе денег…»
[118], начали заниматься тайной агитацией против партии, в частности, открыли у Горького на Капри свою школу. Но у начальника московской охранки были другие сведения, и в ответном письме департаменту он мягко защищал Богданова, Марата и Красина: никакой агитацией против партии они не занимаются, школа открыта не на тифлисские деньги, а на средства Горького и некоторых других пожертвователей. Их трения с Лениным обусловлены в основном разным пониманием философии и тактики партии и личной неприязнью друг к другу. Во всем виноват некто «Виктор», который хочет поссорить Ленина с этой троицей и внести смуту в ряды партии. Поистине, восклицает Алданов, создавалось впечатление, что Департамент полиции больше был озабочен чистотой рядов большевистской группировки РСДРП, нежели поисками террористов, совершивших «экс» в Тифлисе.
Феномен заангажированности жандармских офицеров в делах и судьбе революционеров и террористов, который так тонко подметил Алданов и дал ему название «психологического раздвоения», на самом деле имел место и, по всей видимости, продолжает иметь место в практике современных спецслужб. В результате длительного и тщательного изучения противника и глубокого проникновения в его проблемы у исследователя невольно возникает к нему определенное понимание и сочувствие.
…Что же с Венской конференцией?
Агент Департамента полиции «Сидор» с самого начала подкладывал под идею объединения антиленинских группировок тайные и явные мины. Он был избран председателем мандатной комиссии (sic!), и ему удалось бросить тень подозрения на целый ряд участников конференции, у которых, по его мнению, с мандатами было не всё в порядке. Затем при содействии верного ленинца Алексинского
[119], Полякову удалось успешно провалить мысль о том, чтобы назвать конференцию общепартийной. Вместе они тщательно следили за тем, чтобы в резолюциях конференции не попадались слова, которые можно было бы расценить как критику группы Ленина. Такие фразы неоднократно пытались вставить Троцкий, Мартов и Абрамович, но Алексинский и Поляков, грозя уходом с заседаний, им не дали. Настроение на конференции понижалось, боевой запал угасал ежечасно…
Наконец, темпераментному Мартову все это надоело и он выступил с резкой речью в адрес «ленинцев, назвав их „политическими шарлатанами“». Г. А. Алексинский такой обиды не снес и тут же покинул зал заседаний. С ним тут же солидаризировался «Сидор», то бишь, А. А. Поляков. Уход двух участников конференции произвел на оставшихся неизгладимое впечатление. Начались закулисные совещания. После долгих уговоров Мартова убедили выступить с заявлением о том, что его слова были неправильно поняты и что он имел в виду не Ленина, а «беспартийные хулиганские банды». Сделали соответствующую поправку в резолюцию и сообщили об этом Алексинскому и Полякову. Приверженец Ленина решил бойкотировать конференцию до конца, а «Сидор» вернулся на нее, как ни в чем не бывало. Дело было сделано: идея конференции провалилась, задание Департамента полиции было выполнено.
Основополагающей реформы для продолжения деятельности Парижского бюро, по мнению Броецкого, не потребовалось. Работа с агентурой оставалась на прежних началах. Зато была распущена филерская служба Биттара-Монена, филеры получили расчет/а на ее базе было создано частное сыскное бюро «Бинт и Самбэн», получившее свое название от своих владельцев. Генрих Бинт и Альберт Самбэн, бывшие агенты наружного наблюдения под контролем Красильникова организовали слежку за революционерами на новой основе: никто из 18 рядовых филеров не знал, что работает на царскую охранку. Владельцы бюро были старыми испытанными бойцами, сугубо преданными своим русским патронам. Сам Бинт еще в 1881 году работал на «Священную Дружину», позже он обеспечивал безопасность Николая II, членов императорской семьи и премьер-министра Столыпина, наблюдал за княгиней Е. М. Юрьевской, морганатической супругой Александра II, пытался предотвратить брак великого князя Михаила Александровича с Н. С. Вульферт (имел от генерала А. В. Герасимова полномочия в случае необходимости арестовать брата царя!), вел слежку за Лениным, Литвиновым, Мануильским, Мартовым и Троцким. Кстати, после 1917 года Г. Бинт так же верно и преданно — вплоть до 1925 года — служил ОПТУ.
В период Первой мировой войны агентура Красильникова была переориентирована на выполнение разведывательных и контрразведывательных задач, и это уже находится за рамками нашего исследования.
Содержание Заграничной агентуры в последние годы обходилось Департаменту полиции в 150 тысяч рублей в год. Почти десятая часть из них шла на содержание заведующего: Красильников довел свой оклад до 14 тысяч рублей в год, переплюнув Рачковского и Ратаева на две и самого директора Департамента — на целых четыре тысячи.
Легко ли быть жандармом?
Если бы в дореволюционной России провели социологический опрос на тему: «Какая профессия самая опасная в Империи?» — то оказалось бы, что жандармы и полицейские заняли бы в нем второе почетное место, уступив первое военным. В самом деле, обратимся к сухому и точному языку статистики и увидим, что только в период первой русской революции 1905–1906 годов революционными террористами всех мастей были убиты 790 и ранены 864 военных, жандармских и полицейских офицеров, из них только в одной Варшаве в одном только 1906 году было убито 83 и ранено 96 военных, жандармских и полицейских офицеров. За 1907 год, когда революция практически пошла на спад, число жертв террора только увеличилось (соответствующие цифры 1231 и 1284 человека).