Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - читать онлайн книгу. Автор: Венди З. Голдман cтр.№ 4

Конфликт между горняками и должностными лицами, описанный Шадабудиновым, был одним из многих. Промышленность 1930-х годов была словно опутана сетью высоковольтных проводов и гудела от высокого напряжения. Беспрестанное давление Москвы, требования добиться нереальных производственных показателей, преданность делу и соперничество в работе, текучесть рабочей силы, высокий уровень несчастных случаев на производстве, низкая заработная плата и тяжелые условия жизни — все это накаляло атмосферу Рядовой состав партии все больше отдалялся от процесса выработки ее политики, профсоюзы были не способны представлять интересы рабочих. Сами рабочие не видели официально признанного выхода для выражения своего коллективного недовольства. Социальная напряженность в стране сама по себе не могла стать причиной террора 1930-х годов ^[5]. К тому же партийные лидеры, объединенные в порыве вовлечь рабочих и профсоюзных чиновников в процесс уничтожения «вредителей», сами провоцировали охоту на врагов. Различным группам населения политика террора предоставила новый способ выражения их противоречивых интересов, обид; охота на врагов трансформировала культуру на рабочих местах. Когда репрессии набрали силу, основной удар обрушился на бывших оппозиционеров. Миллионы людей были втянуты в процесс в качестве жертв и преступников, а иногда одновременно в качестве тех и других. На заводах, фабриках, рудниках, на многочисленных новых строительных площадках, в общежитиях, в многолюдных коммунальных квартирах политика террора приобрела четкие очертания и проводилась при помощи насилия — как и советская политика индустриализации. В этой главе сформулированы предпосылки разрушительного пожара в 1937 году. Огонь, зажженный партийными лидерами и старательно ими раздуваемый, оказался эффективным средством для подогрева дальнейших настроений недовольства, напряжения и негодования на промышленных предприятиях.

В 1928 году партийные лидеры объявили о начале первой пятилетки, задачей которой было достижение высоких целей в промышленном производстве и строительстве. Тысячи рабочих приехали в Сибирь, на Урал, в Донбасс для строительства огромных комбинатов по выпуску железа, стали и химических продуктов. Они рыли новые шахты, сооружали плотины ГЭС и расширяли площади старых заводов. Новые методы производства свели на нет традиционные навыки работы, подрывая власть старых «мастеров» в мастерских и литейных цехах. Миллионы новых рабочих, включая беспрецедентное количество женщин, впервые вступили в ряды наемной рабочей силы. С 1929 по 1933 годы количество наемных работников увеличилось с 11 млн. 873 тыс. до 22 млн. 649 тыс., 200 человек. Новые мигранты заполняли города и рабочие поселки. Они жили в землянках, в наспех построенных бараках, в снимаемых углах, спали в прихожих и даже в горячих цехах и заводских столовых. На заводах, в шахтах и новостройках к старым рабочим, имевшим огромный опыт политической борьбы, присоединились крестьяне, бежавшие из коллективизированных деревень, женщины, подавшиеся на работу в надежде заработать, и молодежь, страстно жаждущая работы. Все эти группы людей, по-разному затронутые будоражащей историей страны, были брошены в хаос индустриализации.

Параллельно с проведением индустриализации, партия начала жестокую борьбу с крестьянами с целью коллективизации сельского хозяйства. Безудержно росли цены на продукты при стремительном сокращении запасов овощей, мяса, масла, молока, яиц и зерна. В феврале 1929 года правительство объявило о нормировании выдачи хлеба в попытке обеспечить продовольствием рабочим и их семьи, остановить спекуляцию и компенсировать падение реальной заработной платы. Хотя нормированное распределение продуктов обеспечило рабочим базовый минимум, оно не решило проблему дефицита. Рабочие были вынуждены покупать большую часть продуктов на рынках, где высокие цены вдвое сокращали покупательную способность зарплаты. Пытаясь сдержать рост цен, правительство стало контролировать распределение продовольствия, создавая закрытые рабочие кооперативы, привязанные к месту работы. Но все же новая система распределения была неэффективной, города и рабочие поселки часто оставались без продуктов. Даже хлеб — основной продукт питания рабочих, зачастую был недоступен. Рабочие болезненно переживали нехватку всех видов потребительских товаров, включая одежду, иглы, швейные нитки, одеяла, тарелки, ножевые изделия, обувь. Дефицит угля, топлива, лесоматериалов, гвоздей, стекла, запчастей и инструментов был бедствием на каждом рабочем месте.

Приступив к реализации пятилетнего плана, партия попала в порочный круг. Для увеличения реальной заработной платы и достижения большего процветания, нужно было снизить цены на жилье. Однако снижение цен зависело от повышения производительности труда. Повышение заработной платы могло привести только к тому, что все большее количество людей стало бы гоняться за недостающим количеством товаров — классический неписаный закон роста цен: если товара нет в государственных магазинах, его можно купить у спекулянтов. Партийные лидеры утверждали, что за короткий период производительность труда рабочих должна возрасти быстрее, чем оплата их труда. Со временем себестоимость производимых товаров уменьшится, а снижение цен на них обеспечит повышение реальной заработной платы и рост всеобщего благосостояния. Прежде всего этот план требовал от рабочих жертвенности и высокой отдачи. ^[6] Руководители партии оказывали чудовищное давление на хозяйственников, чтобы они осуществили цели, поставленные перед ними Москвой, в каждой отрасли промышленности и на каждом рабочем месте. Экономисты и плановики бесконечно ломали головы над вопросами государственного ценообразования, размера заработной платы, нормы производства и капиталовложений. Они пытались привести в соответствие потребности голодных рабочих с задачами индустриализации.

Баланс между накоплением и потреблением в сочетании с высоким уровнем капиталовложений, низкими ценами и приличной зарплатой — все это было труднодостижимым. Упорная, решительная борьба разворачивалась по трем направлениям: она велась между рабочими, партией и профсоюзными руководителями вокруг фонда заработной платы. Рабочие пытались воспользоваться любой ситуацией, чтобы добиться увеличения заработков. Партийные и профсоюзные работники старались не допускать повышения цен, одновременно увеличивая производственные нормы. При этом в трудном положении оказались хозяйственники. На смену безработице 1920-х пришла нехватка рабочей силы в 1930 году Предприятия были готовы на все, чтобы заполучить рабочих. ^{, [7]} Руководители предприятий, озабоченные проблемой выполнения производственных планов, старались удержать работников: сохраняли более высокие зарплаты, снижали — за счет государства — нормы выработки. Производственники выкачивали значительные средства из государственного фонда заработной платы, оставляя соблюдение директив Москвы профсоюзным и партийным работникам. Представители всех трех групп проявили удивительную изобретательность в отстаивании своих интересов. Как только рабочие добивались повышения номинальной заработной платы, так профсоюзные и партийные работники поднимали производственные нормы. ^[8] В 1931 году темп роста заработной платы обогнал производительность труда. Партия и профсоюзы разработали новую шкалу заработной платы, что явилось «большим шагом» к внедрению технического нормирования для тысяч видов труда и сдельщины, к отказу оплаты за простои (простои станков) и повышению розничных цен. В декабре 1931 года, Политбюро ЦК КПСС приняло секретное решение о повышении цен. К весне 1932-го розничные цены в государственных магазинах выросли на 30%. В. В. Куйбышев — председатель Государственной плановой комиссии при Совете Народных Комиссаров СССР признался, что государство было вынуждено пойти на эту «чрезвычайно нежелательную меру» для обеспечения финансирования капитального строительства. Рабочие по-разному относились к этой политике. Некоторые с готовностью приняли основную линию партии: «Выполняйте план и цены снизятся». Один из них сказал: «Нет необходимости замедлять темп строительства. То, что капиталисты строили в течение десятилетий, мы построили за четыре года. Лучше пережить трудности, чем зависеть от капиталистического импорта». Однако другие сомневались в правильности курса партии. Если социалистическое государство устанавливало цены от имени рабочих, почему партия проводит политику, враждебную интересам рабочего класса? Например, рабочие одного из московских заводов с готовностью согласились с ростом цен, но при этом добавили: «Политику повышения цен одобряем, но попутно требуем повышения заработной платы». Один рабочий четко сформулировал общее замешательство, когда спросил: «В капиталистическом обществе цены регулирует рынок, а как же у нас плановое хозяйство, и цены набавляет, почему это?» Другие, меньше доверявшие государственной политике, цинично объясняли, что цены растут потому, что государство разорило сельское хозяйство, и в результате нет продуктов. Многие рабочие чувствовали себя обманутыми обещаниями партии и выражали свое недовольство языком партийной риторики. Механик завода минеральных вод заявил: «Они не выполняют инструкции товарища Сталина по улучшению условий рабочих. Уровень заработной платы пересмотрен в сторону ухудшения, а цены выросли». Член партии рабочий ситценабивной фабрики сердито отметил: «Это противоречит тому, что приказал делать товарищ Сталин». Однако пожилая работница завода им. М. В. Фрунзе не делала различий между Сталиным и партией. Она говорила своим товарищам по цеху: «Мы должны повесить этих негодяев». Когда ее спросили, кого она имеет в виду, она ответила: «Коммунистов».