Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - читать онлайн книгу. Автор: Адриан Голдсуорти cтр.№ 7

Впоследствии многие другие историки рассматривали этот вопрос. Одни считали, что крах империи был обусловлен внутренними причинами, стал результатом ее внутренних неудач и упадка. Другие предпочитали акцентировать факты нападений со стороны гуннов, и в особенности германских племен, проложивших путь через границы и «выкроивших» себе королевства в западных провинциях. Как эмоционально выразился один французский ученый, «Римская империя не умерла — ее убили». Роль германцев в особенности подчеркивалась в XIX веке, когда был силен дух германского национализма. Римские тексты, где первобытная доблесть германских воинов противопоставлялась роскоши жизни римлян времен упадка, принимались за чистую монету. Существовало мнение, что империя должна была погибнуть, дабы власть перешла к племенам, которые затем смогли создать страны современной Европы. Другие рассматривали случившееся буквально с расистских позиций и видели основную ошибку Рима, приведшую к гибели, в том, что он позволил войти на свою территорию слишком значительному числу варваров-германцев. Воззрения каждой эпохи на гибель Рима обычно становились отражением предубеждений. Иногда бывало модно объяснять случившееся социальными проблемами и напряженностью в классовых отношениях, часто в сочетании с экономическими факторами. Некоторым мир Поздней империи казался чрезвычайно унылым местом, где из обремененного непосильными налогами крестьянства «выжимали» средства для постоянно увеличивавшихся расходов на армию; настал момент, когда напряжение оказалось слишком велико, и вся система рухнула. Альтернативные теории указывали на военные неудачи или на убыль населения. Другие отражали различные современные интересы и предполагали, что изменения окружающей среды и климата — вероятно, усилившиеся за счет развития сельского хозяйства и промышленности империи — были главной причиной сокращения выработки сельскохозяйственных продуктов и в конечном итоге привели к экономической катастрофе .

За последние несколько десятилетий самая суть споров академического сообщества по данному вопросу изменилась, и тому имеется несколько причин. Одна, распространенная на Западе в наши дни, когда современные империи пали, состоит в изменении отношения к империям вообще: более они не рассматриваются как нечто положительное по своей сути. Напротив, публика, или по крайней мере представители среднего класса и академических кругов, бросились в другую крайность. Вместо того чтобы видеть в империях носителей порядка и прогресса, несших мир, просвещение, науку, медицину и христианство в менее цивилизованные уголки мира, их стали считать не более чем жестокими эксплуататорами туземных народов. И если империи автоматически воспринимаются как нечто плохое, то их также удобно считать неэффективными. В недавних исследованиях Римской империи I—II веков делается усиленный акцент на недостаток контроля и планирования со стороны центра, примитивность экономики, отсутствие развитых технологий и упрощенческий подход к таким сферам, как география или военная стратегия. Подчеркивается уже не явная умудренность и искушенность, а примитивизм .

Любопытно, что в отношении к Поздней империи существует тенденция к другой крайности. Долгое время в академических кругах было немодно изучать Позднюю империю и предпочтение отдавалось более ранним временам. Основной причиной был недостаток хороших источников (в особенности подробных нарративных исторических сочинений, заслуживающих доверия), которые относились бы к III веку, значительной части IV века и всему V веку. От этих времен уцелело много текстов, но они мало затрагивают политические или военные события: большая часть имеет отношение к религии (по преимуществу, хотя и не исключительно, христианской), философии или юриспруденции. Представляя собой незначительную ценность для исследования великих событий тех лет, они, однако, содержат важные материалы по различным вопросам социальной, культурной и интеллектуальной истории (соответствующие направления стали куда популярнее у ученых последнего поколения). В результате изучение Поздней империи пережило настоящий бум. Появились исключительно важные исследования, на многое удалось пролить свет, и нужно по всей справедливости отметить, что теперь нам известно значительно больше о целом ряде аспектов жизни империи того времени.

Однако вместе с тем произошло нечто странное. Поначалу у историков существовало ощущение, что тот, кто решает заниматься поздним периодом, должен обосновать свой выбор. Многим не нравилась мысль об упадке империи; они подчеркивали жизнеспособность и силу римского государства в IV и даже V веках. В особенности легко это удавалось тем, кто изучал культуру и религию: в этих сферах не произошло катастрофы, равной по масштабу и соотносимой по времени с гибелью Западной империи. Переоценка произошедшего в течение столетий после падения Рима также явилась особенно благодатной почвой для исследователей, работавших в недавние годы. Два названные направления оказали друг на друга положительное влияние; они вдохновляли и питали друг друга. Ученые, в отличие от широкой публики, долгое время были недовольны термином «Темные века»; теперь вместо него применительно к периоду с V по X века используется понятие «Раннее Средневековье». В настоящее время история Средневековья активно изучается в университетах, что делает упомянутую связь направлений привлекательной и вместе с тем поучительной. В то же время повсеместно вышли из употребления термины «Поздняя Римская империя» и «позднеримский период»; вместо него вошел в обиход термин «Поздняя античность», благодаря которому подчеркивается обоснованность, важность, а также обособленность исследований этого периода.

Названия могут играть немаловажную роль, так как они создают своего рода широкие интеллектуальные рамки, в которые и помещаются конкретные исследования. Во многих отношениях перечисленные тенденции носили позитивный характер. Источники, которыми мы все-таки располагаем по данному периоду, использовались куда более творчески. Однако неизбежно возник и ряд проблем. Смещение фокуса внимания на общество, культуру, религию и даже на деятельность правительства и законы подчас приводит к созданию статичной картины; подчеркиваются не перемены, а непрерывность чего-либо. Такие события, как войны и революции, и поведение и решения конкретных императоров и министров не обязательно фиксируются, но было бы в высшей степени неразумным считать их незначительными. Многим исследователям Поздней античности, как мне кажется, весьма трудно представить себе, будто что-то переживало упадок; вместо этого они предпочитают видеть в происшедшем изменения и трансформации. В ходе постепенного — и ни в коем случае не болезненного — процесса мир Римской империи превратился в средневековый мир. К примеру, один ученый, исследующий правительства Западной империи, делает следующий вывод: «Необходимо с определенностью отметить… что Римская империя не «пала» в V веке, но трансформировалась в нечто новое» .

Основой для такого заключения стал прежде всего тот факт, что некоторые характерные особенности римского правительства, в том числе особые титулы и ранги, продолжали встречаться при дворах германских королей. Если наблюдается устойчивое отсутствие моды на представление об упадке, то отсюда, вероятно, неизбежно, что идея крушения также оказывается под спудом. Даже если допускается, что падение все-таки имело место, оно зачастую оценивается как весьма маловажное событие. Среди тех, кто исследует Позднюю античность, существует тенденция почти исключительно положительных оценок всех особенностей того времени. Такие институты, как армия и правительство, изображаются весьма эффективно действовавшими — даже более эффективно, нежели в годы Ранней империи, — а проблемы (какими бы они ни были) рассматриваются как неизбежные в условиях Древнего мира и не представлявшие собой чего-то свойственного лишь позднему периоду. Равным образом малейшим признакам непрерывности приписывается глубокое значение, а сами они считаются имевшими повсеместный характер. К примеру, тот факт, что римское название должности чиновника продолжало использоваться при дворе германского короля, вовсе не обязательно означает, что соответствующее лицо выполняло те же самые функции, не говоря уже о том, что оно выполняло их хорошо. Равным образом обнаружение стилуса (письменной принадлежности наподобие пера) во время раскопок поселения конца V века в Британии не может считаться доказательством широкого распространения грамотности в после-римский период. Распространение этой логики на наше время привело бы к тому, что сохранение в Индии институтов империи и английского языка как одного из рабочих языков ее правительства на самом деле означало бы, что Индия по-прежнему остается частью Британской империи. То-то удивились бы местные жители!