Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - читать онлайн книгу. Автор: Адриан Голдсуорти cтр.№ 28

Каракалла, противоречивший всем и вся, не уважал сенат, хотя все-таки писал письма, побуждая его членов проявлять усердие и поощряя свободные дискуссии. Макрин ни разу не был в Риме, не посещал сенат и, вероятно, лично почти никого не знал. Элагабал шокировал сенаторов и (в душе) презирал их; что до его двоюродного брата, то даже если он пытался выказать уважение к сенаторам, это не производило должного впечатления, так как все понимали, что он не обладал реальным весом. В течение рассматриваемого периода ряд фаворитов сделал блестящую карьеру. Многие имели низкое происхождение, хотя нам следует опять-таки делать скидку на снобизм сенаторов. Диона Кассия в особенности шокировала карьера Публия Валерия Комазона, всадника, который, будучи командиром II Парфянского легиона, поддержал претензии Элагабала на власть. Он стал сенатором, затем консулом и трижды занимал престижный пост городского префекта. Рассказывали, что он был танцором — и, как едко замечает Дион, весьма средним, то есть достаточно хорошим для Галлии, но не для Рима и его искушенной публики. (Вероятно, утверждение относительно его рода занятий не соответствовало истине, даже если его отец мог быть хозяином театральной труппы.) Еще худшим представлялся рост роли всадников, назначавшихся на ответственные посты, но не включавшихся формально в сенат. С точки зрения сенаторов, власть и влияние получали «не те люди»; относительно компетентности последних у них также существовали сомнения. В прошлом женщины из семей императоров и представители двора часто приобретали влияние, однако мудрые императоры всегда держали его в известных рамках. В общем этому принципу следовал и Септимий Север. Другие члены его фамилии (напоминая в этом Коммода) не сумели справиться с проблемой .

В империи никогда более не удавалось поддерживать мир в течение двадцати лет, как это было с момента поражения Клодия Альбина до смерти Каракаллы. Военные мятежи и неудавшиеся попытки переворотов периодически случались в годы правления Элагабала и Александра, но ни одна из них не закончилась успехом до 235 года. С этого момента и до падения Западной Римской империи можно насчитать лишь несколько десятилетий, когда не полыхала масштабная гражданская война. Какой разительный контраст с первыми двумя столетиями принципата ^[26]! В то время гражданская война считалась невероятной. Теперь же для всех поколений римлян гражданские войны и узурпации стали нормальным явлением жизни. Природа конфликтов также коренным образом изменилась; то же можно сказать и о людях, добивавшихся высшей власти. Макрин и Максимин были всадниками, Элагабал — всего лишь мальчиком, объявленным незаконным сыном императора. Все эти люди выросли вдали от Рима и считались не вполне римлянами; по крайней мере такого мнения придерживалась аристократия.

Невозможно даже представить себе, что пятьдесят лет назад кто-то из них мог бы стать императором. Как ранее утверждал Тацит, «разглашенной оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им реально стать не только в Риме». Теперь казалось, что на высший пост может рассчитывать куда больше людей — до тех пор, пока они будут располагать войсками, готовыми сражаться за них. В целом население с самого начала принципата демонстрировало любовь к династиям. Для многих провинциалов не имело значения, кто добился высшей власти в Риме, пока этот «кто-то» отвечал на петиции, назначал относительно честных и способных наместников и не слишком повышал налоги. Предпочтение всегда отдавалось представителям одной и той же фамилии, носившим одно и то же имя. Когда Север самостоятельно принял имя Антонин, а Элагабала и Александра объявили сыновьями Каракаллы, политические преимущества фамильных связей оказались ослаблены.

Теперь императорами становились люди, не причастные к старой сенаторской элите. Значительно более многочисленное всадническое сословие по всей империи занимало все больший и больший процент ведущих должностей в армии и администрации. Изменилось и само представление о том, что значит быть римлянином. В 212 году Каракалла издал эдикт, гарантировавший гражданство практически всему свободному населению империи. Дион злобно замечает, что ему необходимо было пополнить казну, поэтому те подати, которые должны были выплачивать граждане (в частности, налог на наследство), распространили на значительное число людей. Историки додумались до того, что Каракалла, опять-таки подражая Александру Великому, стремился интегрировать в одно целое подданных, принадлежавших к разным расам. Сохранились фрагменты папируса, содержавшего, по-видимому, копию эдикта, но уцелевший текст состоит из общих мест. Император благодарил богов за то, что те сохранили его — непонятно, от последствий «заговора Геты» или опасностей морского путешествия, — и призывал все население разделить его благодарность. В конце концов, мы не можем знать, что именно двигало импульсивным императором. В итоге повседневная жизнь большинства людей не претерпела достаточно серьезных изменений, хотя теперь они стали подчиняться другим законам. Все оставались членами своих и прежде существовавших общин, будь то город или деревня. Что неизбежно, при таком количестве новых граждан размер сборов уменьшился. Римская юридическая практика всегда имела тенденцию приберегать более тяжкие меры наказания для менее состоятельных людей, не обладавших достаточными связями. Теперь в законах систематически подчеркивалось различие между «более достойными» и «более низкими» людьми. Вместе с тем продолжали сглаживаться различия между Италией и провинциями .

В марте 1920 года солдаты британской армии в Индии, находившиеся на берегах Евфрата в Сирии, наткнулись на по-настоящему замечательную археологическую находку. Несколько сипаев, орудовавших лопатами, чтобы установить пулемет, обнаружили храм, который в течение более чем шестнадцати веков скрывала земля. Командовавший ими офицер, некий капитан Мерфи, понял, что это римская постройка. Все четыре стены были богато украшены изображениями сцен жертвоприношений. По странной случайности на одной из фресок изображались воины — римские воины, какими они были примерно в 238 году. То были офицеры XII Пальмирской когорты, красовавшиеся на фоне своего штандарта (vexillum), красного знамени, свешивающегося с перекладины на верхушке высокого шеста. Впереди них командир, трибун Юлий Теренций — его имя четко написано на латинском рядом с ним. Он возлагает ладан на алтарь. Другой человек обозначен как «Темес, сын Мокима, жрец», однако на сей раз по-гречески. Объектом почитания являются три изображения богов — или, возможно, императоров — и духи-хранители, или фортуны, двух городов, Пальмиры и Дураевропос, где это все и было обнаружено.