Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас - читать онлайн книгу. Автор: Джон Олссон cтр.№ 21

Воспользовавшись корпусом профессиональных текстов (Cobuild), я обнаружил, что слово «сведения» (information) на самом деле является самым частым спутником слова «раскрывать» (disclose). Слово «документы» (records) не встречалось со словом «раскрывать» ни разу. Можно также заметить, что в предложении, содержащем глагол «раскрывать», употреблен страдательный залог – «они не были раскрыты». В этом предложении не говорится, кем они не были раскрыты – это называется бессубъектный страдательный залог. Использование бессубъектного страдательного залога позволяет автору, главному врачу, дистанцироваться от того, что не было «раскрыто». Более того, поскольку слово «раскрывать» гораздо чаще употребляется вместе со словом «сведения», оно указывает на то, что главному врачу было известно об имевшем место «нераскрытии» сведений. Использование страдательного залога, особенно бессубъектного, позволяет ему дистанцироваться от этого. Это также очевидно по другим словосочетаниям, использованным главным врачом в апрельском письме, например: «Как я понимаю, вы не упоминали каких-либо иных документов». Отсюда следует, что автор не знает наверняка, а лишь «понимает», возможно, при посредстве третьего лица. Подобным же образом звучит и фраза «Я с сожалением узнал, что мои выводы для вас неприемлемы». Здесь говорится, что главный врач «узнал» это не напрямую от мистера Энтони, а от кого-то еще. Все эти обороты указывают на то, что главный врач пытается дистанцироваться от жалобы мистера Энтони. В завершающем предложении главный врач пишет:

К сожалению, в данных обстоятельствах я должен заключить, что мы больше ничего не можем добавить к разрешению этого вопроса к вашему удовлетворению.

Здесь по-прежнему используются дистанцирующие стратегии, например, слова «я должен заключить» указывают на то, что автор сделал все, что в его силах, хотя этому отчасти противоречат слова «больше ничего не можем добавить к разрешению этого вопроса», указывающие на то, что главный врач не знает в точности, что могло бы этот вопрос решить. Однако мистер Энтони абсолютно ясно указал, как решить вопрос: показать ему всю историю болезни.

В письме от 8 октября главный врач пишет:

Мистер Смит, главный консультант, возглавлявший, как вы знаете, местное собрание по урегулированию споров, отсутствовал в связи с отпуском… по его возвращении мы продолжим рассмотрение ваших замечаний.

Меня удивило, что автор говорит «отсутствовал в связи с отпуском». «Был в отпуске» подразумевает, что указанный человек отсутствует. Возможно, конечно, что он был в отпуске и уже вернулся, но официально все еще «отсутствует». Тогда это указывает на то, что автор, возможно, не хочет указывать, что главный консультант, в общем-то, доступен для разговора, и тогда это способ отсрочить доступ к истории болезни мистера Энтони, которая в любом случае станет доступна к моменту написания главным врачом письма от 16 октября – всего неделю спустя.

Мистер Энтони также запросил копию видеозаписи собрания по урегулированию споров, так как предполагал, что на этой пленке содержатся важные сведения о его лечении. Говоря об этой видеозаписи, главный врач утверждает, что она предназначена для упрощения подготовки заметок по встрече и что впоследствии такие записи подлежат удалению.

Вот что он пишет:

По завершении работы с материалом пленки, согласно принятой практике, стираются и используются повторно.

Главный врач не утверждает, что пленки действительно были стерты, но лишь что такова практика. Как и словосочетание «отсутствовал в связи с отпуском», словосочетание «стираются и используются повторно» избыточно. Зачем «стирать» пленку, если она будет «использоваться повторно»?

В завершение этого вопроса автор зачем-то добавляет:

К сожалению, мы не можем предоставить вам копии записей.

Но это уже и так ясно из сказанного выше. Возможно, это означает, что пленки либо их копии все же существуют. Я выдвигаю такое предположение, будучи знакомым с любопытной областью лингвистики под названием «максимы речевого общения Грайса» ^[20].

Эта занятная теория рассматривает вопрос о том, сколько сведений предоставляет говорящий/пишущий и каково качество этих сведений. Говоря неформально, в отношении этих пленок мне кажется, что главный врач возражает чуть больше необходимого (количественно), в то время как качественный аспект слабоват. «По завершении работы с материалом пленки, согласно принятой практике, стираются и используются повторно. К сожалению, мы не можем предоставить вам копии записей». На мой взгляд, было бы более естественным, если бы главный врач начал с выражения сожаления и продолжил объяснением, например: «К сожалению, мы не можем предоставить вам копии пленок, так как они были использованы повторно, как это обычно делается». Мне кажется, что главный врач подбирает слова слишком тщательно.

Однако мы можем видеть, что мистер Энтони так и не получил всю историю болезни, так как в своем письме от 16 октября главный врач пишет:

…мне сообщили [кто? в каком контексте?], что вы уже получили полный доступ ко всем документам, соответствующим данным обстоятельствам.

Это указывает на то, что существуют записи, которых мистер Энтони не получил; он получил только «соответствующие». Без сомнения, существует некая директива больницы или министерства здравоохранения, регулирующая, что и каким обстоятельствам соответствует, но откуда мистеру Энтони об этом знать? Слова главного врача указывают на то, что, возможно, существуют документы, ему, мистеру Энтони, не выданные, поскольку эти документы не соответствуют «данным обстоятельствам». Но он не указывает ни того, что это за документы, ни того, что это за обстоятельства, а главное – не сказано, как мистеру Энтони получить документы помимо тех, что у него уже есть. Более того, фразу «Ваш запрос на получение других записей в любой физической, электронной и иных формах, разрешенных Законом о защите данных, был рассмотрен…» можно истолковать в том смысле, что Закон о защите данных запрещает, в случае мистера Энтони и «в данных обстоятельствах», доступ к определенным записям, в то время как на самом деле это предложение (как я его прочел) означает всего лишь то, что Закон о защите данных вводит ограничения относительно форм этих записей (физической, электронной и так далее). В сочетании со словами «…мне сообщили, что вы уже получили полный доступ ко всем документам, соответствующим данным обстоятельствам» это добавление может ввести читателя в простительное заблуждение насчет наличия в Законе о защите данных неких ограничений: может показаться, что автор пишет о соблюдении им Закона о защите данных и что этот закон обязывает его ограничить доступ мистера Энтони к остальным записям.

Нет сомнений в том, что мистер Энтони столкнулся с волокитой и обтекаемыми формулировками главного врача упомянутой больницы, использовавшего языковые стратегии, призванные скрыть правду, которую мистер Энтони имел полное право знать, и записи, которые он имел полное право просмотреть, что не позволило своевременно решить жизненно важные вопросы, касающиеся здоровья и благополучия мистера Энтони. По меньшей мере, этому учреждению недостает прозрачности. Крупные организации умеют прятаться за правилами, предписаниями и процедурами, непрозрачными для посторонних. Даже процесс общения с ними затрудняется современными технологиями (например, телефонными системами со сбивающим с толку набором вариантов ввода: «Если вы хотите то-то, пожалуйста, нажмите 1, 2, 3» и так далее). Организации могут темнить, задерживать, запутывать, прибегать к специальному языку, звучащему как повседневный, и вообще играть в корпоративные игры, почти не боясь быть привлеченными к ответственности. К счастью, подробный лингвистический анализ позволяет выявить лингвистические стратегии, используемые некоторыми корпорациями. В данном случае стратегия складывается из четырех составляющих: 1) использование обычного языка, который также является техническим в контексте деятельности организации; 2) подталкивание с помощью двусмысленности к ложным выводам о существовании законодательства, регулирующего или ограничивающего то, к каким сведениям потребитель имеет право доступа; 3) определение категорий с помощью семантических терминов, неизвестных потребителю и 4) попытки избежать подразумеваемого значения путем буквального толкования терминов. Эти стратегии изложены в таблице 10.1.