Ночью пленников Ипатьевского дома подняли с постелей, велели одеться и спуститься в подвал. Там пятерых детей и бывших с ними взрослых — родителей, врача и двух слуг — изрешетили из револьверов. Чтобы хоть как-то заглушить стрельбу, убийцы завели пластинку — и можно догадаться, что за мелодийка гремела из граммофонной трубы:
Yankee Doodle went to town,
a-riding on a pony…
Тяжёлые тупоконечные мельхиоровые пули из «наганов» разорвали на жертвах одежду, впились в мясо, перебили кости, забрызгали кровью стены… Цесаревич Алексей и Николай Александрович первыми же выстрелами были убиты наповал. Императрица и царевны погибли не сразу. Перетрусившие палачи стреляли куда и как придётся.
Вернон Келл не зря говорил Дмитрию Павловичу о преимуществах быстрой перезарядки пистолета: поменял магазин, передёрнул затвор — и стреляй дальше. Не каждый сможет, стоя над истекающими кровью женщинами, высыпать из барабана револьвера стреляные гильзы и, уняв дрожь в липких пальцах, снова вкладывать патрон в каждое гнездо, чтобы добить кричащих от боли раненых. К тому же маленькую комнату заволокло кислым пороховым дымом, и стрельба наверняка донеслась через подвальные окна до соседских ушей. А огласка в планы чекистов не входила.
Тела расстрелянных выволокли во двор. Груди великих княжон — красавиц, о которых тщетно грезили самые завидные женихи во всей Европе, — с хрустом пронзила тусклая сталь. В первых лучах зари, которой они уже не увидели, девушек добили длинными гранёными штыками: чтоб по-тихому.
Когда трупы складывали в грузовик, из муфточки младшей царевны Анастасии вывалился лохматый комок. Один из чекистов пошевелил его носком ботинка. Находка оказалась мёртвым маленьким пёсиком со слипшимися чёрными ушами и набрякшей от крови длинной светлой шёрсткой. Этого кинг-чарльза подарили великой княжне благодарные раненые в госпитале, где она работала сестрой милосердия. С потешным крохой Анастасия не расставалась, и он разделил её участь.
Императорской семье принадлежали с десяток собак; убиты были все — из животной ненависти и для отговорки на случай расспросов. Хозяев, мол, перевезли в новое место, а собак пришлось, значится, в расход. От этого, мол, ночной шум и следы крови… Та же легенда, что и с убийством Распутина.
Погибли французский бульдог Ортино, обошедшийся Николаю Александровичу дороже автомобиля, и терьер Эйра, которого Александра Фёдоровна частенько сажала за стол. Спасся один только любимец цесаревича, спаниель Джой — умница и охотник. Обычно он целыми днями крутился по дому и двору, а к ночи расстрела вдруг пропал. Притих, забился куда-то — и остался жив. Приютили добрые люди. Может, и теперь, когда Екатеринбург снова стал Екатеринбургом, по городским улицам бегают потомки царского пса.
Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной? — многострадальный Иов уже не мог ответить.
На рассвете чекисты вывезли тела убитых за город. Верстах в полутора от деревни Коптяки наткнулись на неглубокую подтопленную шахту. Раздели трупы, с похабными шуточками содрали с женщин окровавленное бельё. Нашли в корсетах царевен аккуратно зашитые драгоценности и лишний раз порадовались добыче.
— Чё за херня? — спросил один, пнув тело царя в плечо с татуировкой.
Другой присмотрелся к японской лилии:
— Слышь, у Николашки-то портáчка набита!
— Чалился, чё ли? — подхватил третий, и все дружно загоготали над блатной шуткой, обсуждая со знанием дела, как царь пыхтел на киче.
Они притащили валежника, разложили костёр и сожгли ошмётки одежды, а трупы столкнули в шахту. Оставили охрану и уехали в город за инструкциями: что делать дальше.
На следующий день те же чекисты появились опять. Самый трезвый по верёвке спустился в шахту. Всех убитых одного за другим подняли на поверхность.
Палачи вернулись не с пустыми руками. Привезённый керосин вылили на дрова нового огромного костра. Трупы, прежде чем сжечь, изуродовали серной кислотой. В склизкую дымящую кашу обратились мокрые локоны царевен, поползла разъеденная кожа с их посиневших точёных личиков. Распространяя тошнотворный запах, в чёрных пузырях исчезла лилия, выколотая когда-то на плече цесаревича Ники мастером Хоре Кио — подарок от кузена Джорджи, нынешнего английского короля Георга. Чекисты чуть не перестреляли друг друга, пока спорили и рядили — кому до вечера ворошить в костре чадящие гарью мяса человеческие тела…
Раньше пророчества Распутина — пророчил ещё Иоанн Кронштадтский. Было ему видение — псы во дворце. Государь молится, сидя на троне, а псы крушат, рвут, топчут, гложут всё вокруг. И говорит император, мешая на лице слёзы с кровью из-под тернового венца:
— Могилы моей не ищите!
Михаила Александровича большевики расстреляли месяцем раньше, в Перми, куда спешным порядком вывезли из Петрограда, дав полчаса на сборы. Жена его, несостоявшаяся императрица Наталья Вульферт, после признания брака получившая титул графини Брасовой, оказалась в тюрьме: убийцы обвинили её в исчезновении мужа.
Почти через год графиня сумела бежать из тюремной больницы. Дальше, как и многие тогда, выучилась прятать бриллианты в обмылках и торговаться, меняя меха на хлеб. Юного графа Брасова — их с Михаилом сына Георгия — она сумела отправить в Лондон под видом ребёнка английской гувернантки.
Следом Наталья Сергеевна вырвалась и сама — через Одессу и Константинополь. В Англии продала купленный до войны замок, где они с Михаилом были так счастливы в изгнании. Собрала остатки денег и ценностей. В гибель мужа она не верила — считала, что он или в тюрьме, или бежал и скрывается. Обо всей императорской фамилии ходили тогда самые невероятные слухи. Графиня устроила сына учиться в The King’s College of Our Lady of Eton beside Windsor — заоблачно престижный Итонский колледж, который за шестьсот лет своего существования дал Британии множество государственных деятелей и нескольких премьер-министров. Сама же поселилась во Франции. Продолжала ждать любимого — и вспоминать, вспоминать, вспоминать его ясные глаза, его нежные руки, его письма…
Моя дорогая, красивая Наташа, у меня нет слов, которыми я бы мог выразить свою благодарность за всё, что ты дала мне в моей жизни. Не печалься, с Божьей помощью мы скоро опять встретимся. Пожалуйста, верь всегда моим словам и моей нежной любви к тебе, к моей самой дорогой и блестящей звезде, которую я никогда, никогда не оставлю и не покину. Я обнимаю и целую всю тебя. Пожалуйста, верь, что я весь твой. Миша.
Учёба сына и жизнь, достойная супруги великого князя и некоронованного императора, постепенно съедали деньги. Наталья просила вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну помочь внуку. Та оставила Георгию солидное наследство. А Наталья Сергеевна на совершеннолетие купила сыну подарок — спортивный автомобиль Chrysler. Едучи на нём к матушке, граф Герогий Брасов насмерть разбился под Парижем.
Наталья Сергеевна прожила все свои капиталы — всё, что было. Концы с концами ей помогала сводить дочь Наташа, присылавшая из Лондона по сто фунтов в месяц. В трудную минуту выручал Феликс Юсупов — он платил за лекарства.