Генерал Скоблин. Легенда советской разведки - читать онлайн книгу. Автор: Армен Гаспарян cтр.№ 63

Вместе с провожающими мы вошли в синагогу. По дороге мне удалось вызвать дроздовский оркестр; и теперь уже не на православном, а на еврейском кладбище с отданием воинских почестей был погребен этот подпоручик нашей 3-й роты. Его молодой жене, окаменевшей от горя, я молча пожал на прощание руку».

Почему же об участии евреев в Белом движении ничего не известно? Причин несколько. Первая, и, пожалуй, главная состоит в том, что большинство евреев не поддерживали лозунга добровольцев «Единая, Великая, Неделимая Россия». Вторая заключается в том, что многие евреи скрывали свою национальность. Им было стыдно, что одним из лидеров Советской России стоял именно еврей — Троцкий. Безусловно, был и страх попасть под волну антисемитских проявлений толпы. От этого, увы, никуда не деться.

Один из участников Белого движения писал по этому поводу: «Еврейству открывался, может быть, неповторяемый случай биться так за русскую землю, чтобы раз навсегда исчезло из уст клеветников утверждение, что Россия — для евреев география, а не отчизна. По существу здесь не могло и не может быть выбора: победа противных большевизму сил через страдания ведет к возрождению всей страны и в том числе еврейского народа».

Да, действительно, была в эмиграции тенденции сваливания всех возможных бед на евреев. Об этом все знают. Но мало кто знает, что была и противоположная точка зрения: позорно для национального достоинства валить все на каких-то жидомасонов. Лучше всех ее обозначил Иван Лукьянович Солоневич: «Измерять градус национализма одной непримиримостью к большевизму или одним жидоедством — этого еще недостаточно. Вот вам Марков Двадцать Второй. И непримиримости, и жидоедства — сколько хотите. Марков Двадцать Второй утверждает, что Россией правят жиды — и вот до чего они довели! И так как мы, русские, сами собою править не можем, то надлежит править нами — немцам.

Очень может быть, что немецкое правление было бы значительно лучше еврейского — мы еще не пробовали и, следовательно, не знаем. Однако — в какой именно степени теория Маркова Двадцать Второго является теорией национальной? — По-моему — ни в какой».

Русская эмиграция была сильна умами. Они могли реагировать на ситуацию в СССР и предлагать разумные и достойные альтернативы, никому в то время не нужные. Вспомним, что писал последний русский философ, ученик Вышеславцева и Франка Роман Николаевич Редлих: «Монархии рухнули, их заменила демократия, демократию подлатали, подвели ее к двухпартийной системе. Народ достаточно хорошо угадывает и почти везде отдает нужное большинство правым, с нужной поправкой с левой стороны, если потребуется. Я верю, что народ голосует вовсе не так глупо, как это кажется. Многие сами толком не понимают, почему они так голосуют, но они голосуют так, чтобы существовало равновесие, то, чего не было в начале ХХ века, когда был выбор между фашизмом или кабаком. Мы должны войти в тот концерт народов, который хоть фальшиво, но играет. Это хоть плохой, но концерт. Это одна из наших важнейших задач. Мы можем очень любить Россию и не хотеть европеизироваться, но приходится это делать. Это нам диктует обстановка. Сколько мы можем сохранить своего оригинального? Чем больше, тем лучше. Но не все. Потому что Европа лучше нас работает, дальше нас видит. Нам придется подравниваться.

Это — задача России. Наша задача лежит в самой России. Мы должны участвовать в самом процессе. Как участвовать? Я вижу главную задачу, конечно, в воспитании народа. Кто будет ее нести? Нести должен весь русский народ, это понятно. Но для того, чтобы он ее нес, нужно его нагружать. Для того, чтобы его нагружать, нужно иметь либо власть, либо кадры, которые готовы принять на себя эту нагрузку. А это должны быть высококвалифицированные кадры. Не только интеллектуально, но и этично».

К моменту распада Советского Союза большинство виднейших представителей первой волны рассеяния почили в могилах немые. Немногие оставшиеся — были уже в слишком преклонном возрасте и на власть, естественно, не претендовали. Их дети давно уже стали иностранцами русского происхождения, которых историческая Родина мало волновала. Можно ли их в этом винить?

* * *

В мае 1940 года в управление полиции пришел священник. Он был лапидарен: Плевицкая умирает и хотела бы исповедоваться в присутствии полицейского. Отказать ей в этом было невозможно. Ее исповедь, если это, конечно, можно так назвать, была аккуратно записана и подшита к делу о похищении председателя Русского общевоинского союза генерала Миллера:

«Я люблю генерала Скоблина. Он моя самая большая любовь. Жизнь мою отдала бы за него. Три года не вижу его, умираю от тоски по нему. Его нет, нет, нет, ничего не знаю о нем, и это убивает меня. Я скоро умру. Не знаю, где он находится, как, поклявшись, сказала вашим судьям. Но вам одному, миленький мой, хочу открыться, чтоб вы знали, что я утаивала от суда до сих пор.

Мой дорогой муж генерал Скоблин был очень честолюбив. Вы знаете, был он властным человеком. Его власть на себе знаю. Чуть что спрашивала о его делах, так он сразу начинал орать на меня. И была я ему покорна, никогда не перечила.

Верьте мне, крест святой, верно служил он генералу Кутепову. Несколько лет верен он был и генералу Миллеру. А потом, как пришел Гитлер к власти в 1933 году, так с Колей приключились перемены. Стал он тогда насмехаться над Миллером и захотел занять его место, возглавив РОВС. А врагом Миллера стал он в 1936 году. Тогда правительство Народного Фронта захотело подружиться с СССР. Наперекор Миллеру, Коля мой ратовал за союз белых русских с немецкими вождями, он-то надеялся, что силой восстановят царский строй в России.

Тогда же он рассказывал о встречах и разговорах с советскими деятелями. И идеям СССР стал сочувствовать. Ну, тут и я поняла, что Коля изменил генералу Миллеру. А Коля жил на деньги от моих концертов. Я купила ему автомобиль и дом в Озуар-ля-Феррьер. Когда исчез генерал Миллер, в тот страшный день 22 сентября 1937 года, были мы вместе в Париже. Чудилось мне, что муж мой в опасности. Не спалось ему сперва, едва забылся к 11 часам. А потом вздрогнув, словно душил его кошмар, весь в поту, он пробудился. Я нежно обняла его, приласкала. Он плакал, говоря: „Прости меня, Надюша, я несчастный человек. Я — предатель“. И стал мне рассказывать: „Я обманул Миллера, сказав, что везу его на политическое свидание. Я отвез его в Сен-Клу, в указанный мне дом, а там он попал в руки врагов. Миллер спокойно сидел в моей машине. Мы вошли в указанную мне виллу. Нас приняли трое мужчин, хорошо говоривших по-русски и по-немецки. Генерала Миллера провели в соседнюю комнату, а я остался в передней. Прошло минут десять, мне предложили уйти. Я спросил: „Могу ли повидать генерала Миллера?“ Меня ввели в небольшой салон. Миллер лежал на диване. Он не шевелился. „Что вы с ним сделали?“ — спросил я. „Он спит, ваше превосходительство, мы сделали ему укол“, — ответил по-французски один из этой тройки“.

Я рассказала вам всю правду. И больше ничего не знаю».

Уже в XXI веке в эфире радиостанции «Свобода» прозвучало уникальное интервью. Последним русским, кто видел Плевицкую в тюрьме и кому она исповедалась в своих грехах, был Григорий Алексинский. Служащий уголовной полиции, он курировал дела, связанные с русскими.