До Пиренейской войны нюханье табака оставалось на уровне, которого оно достигло в XVIII столетии, как самая распространенная английская табачная привычка. На многолюдных встречах власть имущих она исполняла полезную социальную функцию заменителя речи. Манера нюхнуть щепотку табака превращалась в мимическое отображение эмоций нюхальщика, проявлять которые считалось тогда неприличным. Популярность нюханья табака пережила изрядные колебания при королевском дворе, где безумие Георга III прогрессировало до такой степени, что даже по стандартам того времени ему нельзя было появляться на публике. Георга держали взаперти, а его конституционные обязанности передали принцу Уэльскому по прозвищу «Принни», толстяку-распутнику, грузная фигура которого вызывала иронические комментарии его подданных, включая сходство титула Принца (of Wales) с названием морского млекопитающего (whale).
При росте его и объеме.
При уровне в теле жиров
Не вижу иного я, кроме,
Как быть ему принцем китов.
В период регентства Принни в британском обществе произошла революция, хотя и совершенно иная, чем на континенте, в ходе которой все ограничения, которые «старый порядок» накладывал на нюхание табака, были отвергнуты. Вождем этой революции был Джордж Брайен Браммель по прозвищу Красавчик, о котором говорили, что оп «самозабвенно посвятил себя одной-единственной цели: носить одежду с пониманием и изяществом: если другие одевались, чтобы жить, то он жил, чтобы одеваться». Красавчик Браммель был английским вариантом Казановы, разве что домогался он своим обаянием не женщин, а мужчин. Во многом известность Красавчика проистекала из его исключительной преданности личной гигиене, которая поражала его современников, хотя в наше время едва ли показалась бы чрезмерной. Красавчик ежедневно мылся, каждый день менял одежду, регулярно стригся, придерживался диеты и ради стройной фигуры делал физические упражнения. Он вызвал сенсацию при королевском дворе, где никогда прежде не видели такого опрятного человека и где уже к тридцати годам люди нередко переставав следить за своей внешностью. Революция Красавчика Браммеля коснулась мужской одежды, париков, воротников, украшений и брюк, отменила моду, около двухсот лет существовавшую при дворах коронованных особ и стала предшественником современной одежды. Новшествам Браммеля отчасти помог налог на пудру для волос, что привело к отказу от париков и к демонстративной сгрижке в Палате общин. Короткие волосы вполне соответствовали новому облику Красавчика: темный строгий фрак, безупречно белый воротничок, длинные брюки со штрипками, продетыми под каблуками ботинок из черной кожи. Браммель придерживался минимализма: простота линий, качественный материал, идеальный покрой. У новой моды были свои недостатки: «денди», как называли последователей Браммеля, порой до крови ранили себе уши о накрахмаленный воротничок, когда поворачивали голову в сторону. Сосредоточенный на чистоте Красавчик стал по-особому нюхать табак. И его привязанности к табаку и жеманной манере нюхать широко подражали. Лондонцы стали такими же модными, как парижане, по словам Казановы, пятьдесят лет тому назад. Любимый сорт Браммеля — «Мартиника», легкая смесь без запаха — продавался в самом старом и дорогом магазине нюхательного табака в Лондоне «Фрибург и Трейер», основанном в 1720 году. Красавчик приобщил Принни, Принца Уэльского, к нюханью табака, и тот стал покровительствовать фирме «Фрибург и Трейер» (первое королевское одобрение табачного изделия), о чем она сообщала на этикетках.
Не только короткие волосы и опрятная одежда оказывали влияние на британское общество во времена регентства. Простота мужской одежды нашла отражение в георгианской архитектуре и в довольно простой, если разобраться, женской моде, отказавшейся от многочисленных юбок прошлого века, а заодно и от нижнего белья. Женщины продолжали нюхать табак, следуя примеру королевы Шарлотты, которая предпочитала «Марокко» и приобретала его по двенадцать фунтов за раз там же, где покупал табак ее сын и наследник.
Это видимое единство породило контркультуру в виде «романтизма». Принадлежавшие к нему литераторы и художники поклонялись природе и призывали человека к взаимодействию с ней. Первые романтики, Сэмюэль Колридж и Уильям Вордсворт, оба курильщики трубок, очаровывали общество своей поэзией, которую оно толковало (к их раздражению) как буколическую лирику. Романтики призывали общество к такой простой, псевдо-сельской деятельности, как строительство загородных домов, провождение времени на природе и курение.
Вторая волна романтиков продвинула курение в восприятии общества еще дальше. На ее гребне оказался Джордж Гордон, лорд Байрон, отважившийся вернуть секс в любовную историю, чей титул, равно как и гениальность, предоставили ему беспрепятственный доступ в высшее общество. Когда лорд Байрон прибыл в Лондон, его остроумие, обаяние и экстравагантная внешность вызвали сенсацию, а поведение — несколько скандалов. Появление Байрона в обществе стало мощным стимулятором привычки нюхать табак. Герцог Сассекский, женившись на Августе Ли (первой любви Байрона, к тому же его единокровной сестре), открыл счет в «Фрибург и Трейер» во время своего сумбурного бракоразводного дела (которое по причине его общественного положения требовало специального разрешения Палаты лордов). Его привязанность к нюхательному табаку росла по мере продвижения дела.
Байрон был заядлым курильщиком. Он приобрел эту привычку во время своих многочисленных зарубежных поездок, где наблюдал за тем, как табак влияет на разные народы и религии. Его поэтический гений вызывал восхищение, а когда Байрон блистательно прославил свое любимое курение, в зубах его лондонских почитателей стали появляться сигары:
...О табак, табак!
С востока до страны, где гаснет день.
Равно ты услаждаешь турка лень
И труд матроса. В негах мусульмане
Соперник ты гаремного дивана
И опиума. Чтит тебя Стамбул;
Но люб тебе и Страида спертый гул
(Хоть ты там хуже). Сладостны кальяны.
Но и янтарь струит твои туманы
Пленительно. К тебе идут уборы;
Но все ж краса нагая тешит взоры
Милей: и твой божественный угар
Вполне изведал лишь знаток сигар!
[6]
Хотя романтизм и Пиренейская война проложили путь к повторному появлению курения в британских высших кругах, общество в целом его по-прежнему не принимало. Курение допускалось только вне помещений и не стало еще характерной особенностью многолюдных приемов, раутов и прочих общественных собраний. Общество по-настоящему приняло курение сигар только после того, как курить стали офицеры-кавалеристы. Курить в седле было гораздо удобнее, чем пользоваться табакеркой. С сигарой во рту можно было держать в руках пику или саблю, и к тому же, по счастливому совпадению, она хорошо подходила к пышной растительности на лице: борода и усы были очень популярны у драгунов того времени.
После военных успехов Англии на континенте и последовавших за ними великолепных лондонских празднеств возникло повальное стремление вооружаться и сражаться с французами. Денди бросились покупать патенты в конные полки, где их ожидала красивая форма и породистые лошади. Они создавали новые эталоны галантного поведения и остроумия и учились курить сигары. Все три умения представлены в следующем отрывке из «Ярмарки тщеславия», где ставший кавалеристом денди обращается к впечатлительной и жизнерадостной Бекки Шарп: