— Хорошо. — Детектив нахмурился. — Хорошо, мистер Виктор. Большое вам спасибо. Я бы на вашем месте в течение нескольких дней оставался в пределах досягаемости.
— Конечно, — сказал Сэм Виктор. — Все, что в моих силах. Абсолютно все.
Он вздохнул, скорбно покачал головой и повернулся, чтобы уйти. Он чувствовал спиной взгляд детектива, когда выходил, но знал, что все в порядке. Все, что ему оставалось сделать, это пройти сквозь вращающуюся дверь к лифту, спуститься на нижний этаж, пересечь мраморный холл и выйти на улицу. Потом он возьмет такси и поедет домой, в безмятежный уют семьи. Он даже может сегодня вечером выпить несмотря на то, что сказал Доктор.
Путь к двери казался длинным. Ноги отяжелели, дыхание участилось. Он помедлил, оперевшись рукой о деревянные перила, прежде чем пойти дальше.
— Мистер Виктор? — сказал детектив. — С вами все в порядке?
— Да, — ответил Сэм едва слышно.
Он закрыл глаза и вдохнул как можно больше воздуха. Воздух прошел сквозь дыхательное горло и, казалось, застрял в груди. Левую руку внезапно пронзила острая боль.
Он прекратил сопротивление и позволил себе соскользнуть на пол. С ним все в порядке. Он знал, что все в порядке. Это совсем не так, как в прошлый раз; всего лишь слабый приступ, еще одно небольшое предостережение, Пустяки.
— Мистер Виктор, — над ним склонилось лицо детектива.
— Все нормально, — слабо проговорил Сэм. — Это мое сердце.
Детектив просунул руку под пиджак, чтобы послушать сердце Сэма Виктора, и Сэм слишком поздно вспомнил, что сердце его скрыто за новенькой кожей и блестящей сталью, и за стволом пистолета, все еще теплого и откровенно обличающего.
Генри Слезар
НЕПРИЯТНОСТИ С РУТ
Резкий звук захлопнувшейся за Ралфом двери хлестнул Рут, как удар.
Между ними вырастала стена. Оба страдали, но ничего не могли поделать. Они были женаты почти десять лет и по негласному договору никогда не засыпали и не прощались, не загладив ссору. Но когда Ралф поцеловал ее перед уходом, его губы были холодными.
Рут вздохнула и пошла в гостиную. На телевизоре лежала открытая пачка сигарет. Она закурила. Вкус сигареты был горьким и отвратительным; она загасила ее. Пошла на кухню, налила вторую чашку кофе и села. Она знала, что последует теперь. Через полчаса муж приедет в офис. И через пять минут после этого он уже будет говорить по телефону, бестактно рассказывая ее матери о вчерашнем случае, третьем за последние три недели. Голос матери будет восхитительно спокойным, когда она будет отвечать ему, но к моменту, когда она наберет номер Рут, к ее горлу уже подступят рыдания, и первые слова, которые она произнесет, прозвучат сдавленно и горько.
Без четверти десять телефон зазвонил.
Рут, улыбаясь, взяла трубку. Ее прогноз подтвердился.
— Алло?
Это конечно же была ее мать. Она тонким прерывающимся голосом начала сокрушаться и сожалеть.
— Мама, пожалуйста. — Рут прикрыла глаза. — Тебе придется просто примириться с тем, что я краду, мама. Я ничего не могу с собой поделать. Постарайся понять, что…
Затем пошли разговоры о докторах, о поездках за границу — о том, чего Рут с мужем не могли себе позволить.
— Я знаю, что это болезнь, — говорила она. — Я знаю, что это нехорошо. В наши дни лучше быть убийцей или алкоголиком. Больше сочувствия…
Мать плакала.
— Пожалуйста, мама. Это не помощь. Так ты мне совсем не помогаешь.
Когда Рут сочла, что молчание затянулось настолько, что можно было попрощаться и положить трубку, она вернулась в гостиную и села, положив голову на подлокотник дивана.
Ее мучили вопросы: «Как это случилось? Почему это началось? Почему я краду? Мог ли врач — такой врач — помочь ей?» Она содрогнулась. Она росла совершенно нормальным ребенком. Ее семья имела деньги, во всяком случае, кое-какие деньги. Они жили в прекрасном двухэтажном доме с видом на бухту Сан-Франциско. И она отлично училась в школе, была первой ученицей. Никто не приносил домой табель с более длинным рядом оценок «А», ей уступали даже две сдержанные, задумчивые юные леди — ее старшие сестры. И кроме того, Рут была популярна среди ровесников.
Но она крала, даже тогда. Ее первое преступление — пенал Фанни Риттер — прекрасная вещь с потайными отделениями, обшитая голубым бархатом. Она допустила оплошность, продемонстрировав свое новое приобретение дома, и тогда они узнали. Все узнали. Она была воровкой!
Рут Муди в свои теперешние двадцать восемь лет рыдала в своей гостиной над неприятностями тринадцатилетней девчонки.
Нет, решила Рут, как решала и раньше. С прошлым это никак не связано. Ее прошлое было хорошим и невинным.
Но вопрос оставался без ответа. Почему она крала? Почему она взяла катушки ниток в магазине на Вашингтон-авеню? Дешевые перламутровые пуговицы в галантерейной лавке? Почему ушла из магазина одежды на Четвертой авеню с неоплаченной вечерней сумочкой?
Они отнеслись с пониманием. Все. Они позвонили Ралфу. Они сознавали, что она была вовсе не магазинной воровкой, а женщиной, у которой проблема. Все было очень просто улажено. Ралф заплатил за взятые вещи, в кассе выбил обычный чек за покупку. Ее имя и описание внешности внесены в картотеку, чтобы легко было справиться о ней в случае, если это опять повторится.
В одиннадцать часов ее разбудил звонок. Она не сразу сообразила, что это был звонок в дверь. На пороге стоял мужчина. Он снял шляпу, когда Рут появилась перед ним, но это оказался единственный жест вежливости с его стороны. Он вошел без приглашения и закрыл за собой дверь. Это был человек маленького роста с воспаленным, даже обгоревшим лицом, как бывает после сеансов облучения лампой солнечного света. Его густые волосы лоснились, а одежда была так отутюжена, что имела слишком много острых углов.
— Вы Рут Муди? — спросил он.
— Да. — Она была скорее раздражена, чем испугана.
Он улыбнулся, обнажив испорченные табаком зубы.
— Я хотел бы обсудить с вами одно небольшое дело, миссис Муди.
Он кивнул в сторону гостиной.
— Не пройти ли нам в комнату?
— Какое дело? Если вы что-нибудь продаете…
— Я покупаю, миссис Муди. — Он издал смешок. — Ничего, если я сяду? Он уже садился на диван, подтянув на коленях брюки, чтобы сохранить острые как ножи складки. — Я думаю, вам лучше выслушать, — начал он осторожно. — Это касается вашего мужа.
Она села в противоположном конце комнаты, стиснув рукой ворот халатика.
— Что вы имеете в гаду?
— Я знаю кое-что о вашем муже, — сказал он, — и значительно больше о вас. Если это соединить, то могут получиться неприятности. — Он положил свою шляпу рядом с собой на подушку.