Против либерализма к четвертой политической теории - читать онлайн книгу. Автор: Ален де Бенуа cтр.№ 88

Renovatio империи было разрывом с Августиновой идеей радикальной противоположности между civitas terrena и civitas Dei, из которой вытекала мысль о христианской империи как всего лишь о химере. лев III применяет новую стратегию: в христианской империи император — защит­ ник града Божия. Получая свои полномочия от папы, император воспроизводит во временном, мирском порядке порядок духовный. Как известно, эта спорная формулировка, делавшая из императора субъекта духовного управления, одновременно ставя его во главе мирской иерархии и тем придавая ей сакральный характер, и была причиной полемики об инвеститурах.

Верденский договор (843) узаконил разделение Империи франков между тремя внуками Карла Великого — Лотарем I, Людовиком Германиком и Карлом лысым, а за­ тем в свою очередь императором был коронован Генрих I, король саксов. Империя становится чисто германской. После распада державы Каролингов она была вновь восстановлена в пользу короля Германии Оттона I. Учрежденная в центре Европы наследниками Оттона и Салиями, она ста­нет теперь главным политическим могуществом вплоть до середины ХIII века, пока не будет официально преобразована в Sacrum Romanum Imperium — Священную римскую империю. начиная с 1442 года добавят — «германской на­ции».

Здесь нет необходимости, кроме как в самых общих чертах, воспроизводить историю Священной римской империи германской нации. лишь напомним: на протяжении всей своей истории она была некоей смесью трех великих составляющих: отсылкой к античности, христианству и германству.

С наступлением ренессанса и появлением первых национальных государств идея Империи начинает терять силу. разумеется, победа, одержанная имперскими силами над войсками Франциска I в 1525 году в Павии, казалось, обращает ход вещей вспять. Это событие, которое казалось не­ досягаемо великим, вызвало тогда возрождение гибеллинских настроений в Италии. Однако после Карла V его сыну Филиппу не достался императорский титул и Империя вновь оказалась сведенной до местного уровня. начиная с Вестфальского мира (1648) она все менее и менее рассматривается в своем достоинстве и все более и более — как про­ стая конфедерация территориальных государств. Процесс упадка продлится еще два с половиной столетия. 6 апреля 1806 года наполеон завершает революцию разрушением того, что еще остается от Империи. Франциск II отказывается от титула романо-­германского императора. Путь Священной империи завершился.

* * *

На первый взгляд, учитывая часто противоречащие друг другу употребления слова «империя», обрисовать ее чет­ кий концепт непросто. В словаре Литтре вообще содержит­ся тавтологическое определение: империя, пишет он, это «государство, управляемое императором». Это очевидно неточно. Приходится часто напоминать, что империя, так же как город или нация, это форма политического объединения, а не форма правления, как монархия или республи­ка. Это значит, что империя а priori совместима с разны­ ми формами правления. Так, статья первая Веймарской конституции содержала положение о том, что «германский рейх есть республика». В 1973 году Конституционный суд в Карлсруэ без колебаний подтвердил, что вплоть до сего дня «германский рейх остается субъектом международно­ го права».

Лучшим способом выявить суть понятия империи, без сомнения, остается его сравнение с понятием нации или Государства­нации (État­nation) как результата процесса формирования национального самоопределения и национальной принадлежности, примером которого в некотором роде является развитие Французского Королевства.

В сегодняшнем политическом смысле нация это явление сущностно современное. Мы не будем следовать тезису Колетт Беон1 или Бернара Гене, уводящему времена рождения нации слишком далеко в глубь времен. По нашему мнению, этот тезис покоится на анахронизме: смешении «королевского» и «национального», формировании национальности, национального чувства и формировании собственно нации. Именно на счет формирования национального само­ определения и принадлежности следует отнести, напри­ мер, рождение чувства причастности к не ограниченным родными просторами пространствам в эпоху войны против Плантагенетов, усилившегося затем во времена Столетней войны. но не следует забывать, что в Средние века слово «нация» (от natio— рождение) имело смысл исключительно этнический, а не политический: нациями в Сорбонне назывались группы студентов, говоривших на одном языке. Что касается слова «отечество» (patrie), то оно появляется во Франции только у гуманистов XVI века (Доле, Ронсар, Дю Белле) и изначально отсылает только к средневековому обозначению местности, «края» (pays, pais). «Патриотизм», если это слово употребляется не просто как обозначение привязанности к родной земле, воплощается в верности сеньору или преданности лично королю. Само название «Франция» — относительно позднее. начиная с Карла III, прозванного Простым, титул французского короля — Rex Francorum. Выражение rex Franciae появляется только в на­ чале XIII века, при Филиппе Августе, после поражения графа Тулузского в схватке с Мюре, приступившего к аннексии Аквитании и преследованию катаров.

Идея нации в полном объеме складывается только в ХVIII веке и исключительно в ходе революции. Изначально она восходит к той концепции суверенитета, которую исповедовали противники королевского абсолютизма. Она объединяла тех, чья политическая и философская мысль вела к тому, что более не король, а «нация» должна воплощать в себе политическое единство страны. «нация» соотносится с абстрактным местом, где народ может устанавливать и осуществлять свои права, а индивиды превращаются в граждан. Стало быть, нация есть прежде всего суверенный народ, в лучшем случае делегирующий королю исполнительные полномочия для применения закона, исходящего от общей воли; затем это население, подчиненное одному и тому же государству, живущее на одной и той же территории, признающее свою принадлежность одному и тому же политическому единству; и, наконец, это само данное политическое единство. (Вот почему с тех пор контрреволюционная традиция настолько, насколько она связывает себя с монархическим или аристократическим признаком, воздерживается от превозношения нации.) Статья 3 Декларации прав человека и гражданина 1789 года провозглашает: «Принцип суверенитета сущностно полностью содержится в нации». Бертран де Жувенель пришел к тому, что написал: «После всего свершившегося видно — революция, кажется, имела целью основание культа нации»2.

Это краткое введение было необходимо для точного понимания того, что, когда мы противопоставляем «Импе­ рию» и «нацию», мы подразумеваем нацию в современном смысле, а не в смысле Старого режима, предшествовавшего ей и при внимательном рассмотрении ее подготавливавшего. Что фундаментально разделяет Империю и нацию?

Прежде всего то, что Империя — это изначально не территория, а принцип, идея. ее политический порядок на самом деле определяется не материальными факторами и не протяженностью географической территории, но духовной или политико­юридической идеей. Ошибочно считать, что Империя отличается от национального государства размером, что она есть просто «нация больше, чем другие». Конечно, по определению, Империя покрывает большую территорию. но суть не в этом. Суть в том, что император вы­ водит свою власть из того, что воплощает в себе нечто большее, чем просто могущество. Будучи dominus mundi, он является сувереном князей и царей, он, так сказать, правит суверенами, но не их землями, представляет могущество превыше сообщества, которым он управляет. Как писал Юлиус Эвола, «Империю не следует смешивать с одним из королевств или наций, входящих в нее, поскольку она есть нечто качественно отличное, в принципе им предшествующее и их все превышающее»3.